Сергей Самаров - Горный стрелок

Впрочем, Бзоу Гозаровичу показалось, что омоновец боялся чего-то другого, и хотел узнать бы, чего именно. Однако сразу что-то вразумительное сказать допрашиваемый не мог. Он все еще с трудом верил, что спасся. Когда человек в таком состоянии, из него трудно бывает что-то вразумительное вытянуть. Кто-то из подобной передряги выходит поседевшим, кто-то замкнувшимся в себе. Но реакция обязательно бывает. Нужно время, чтобы она сошла на нет.

Спасители омоновца были здесь же и рассказывали то же самое. Но, естественно, только то, в чем принимали участие. Внизу, в пропасти, уже догорела машина, и теперь только чернел ее остов. Дыма уже не было, но запах гари сохранился. Однако, как сказали местные жители, попасть в ущелье, чтобы осмотреть место падения грузовика, можно было только перейдя границу с Россией и за тридцать километров от места трагедии с территории Карачаево-Черкесии углубившись в узкую и продолжительную долину, из которой предстоит еще дважды сворачивать в разветвленные ущелья, чтобы попасть к нужному месту. С другой, с абхазской, стороны прохода в ущелье не было, и спуститься на дно можно было только на парашюте. Но как потом выбираться, никто не знал. Тем не менее осмотр машины провести следовало, и сделать это требовалось срочно и без согласования с российскими властями, потому что согласование может быть долгим. Хотя бы тела двух других омоновцев или то, что от тел осталось, следовало бы вытащить для проведения экспертизы, которая единственно и может подтвердить правдивость спасенного. В противном случае полагаться придется только на его слова, а они вызывали сомнение. Особенно в первой части. Непонятно было, что за поездка такая на служебной машине по личным делам, непонятно было, почему при такой поездке омоновцы оказываются вооруженными и полностью экипированными, словно в бой собрались или хотя бы в патрулирование. Грузить машину, пусть даже не слишком тяжелыми вещами, не снимая бронежилета и «разгрузки» – это вообще казалось нереальным. А снимать боевое облачение, надевать его на время пути до города, потом снова снимать, чтобы машину разгружать… Здесь было что-то нереальное, и Бзоу Гозарович испытывал сомнение, как ему казалось, оправданное.

Подполковник Ахуба вызвал вертолет, чтобы тот смог спустить следственную группу. Благо, ущелье достаточно широкое, чтобы даже большой вертолет имел возможность спокойно спуститься и не зацепиться винтами за склоны.

Вертолет прилетел быстро. Следственные бригады стали загружаться в него. Посадили туда же и омоновца. Но подполковник Ахуба, человек и от природы, и от профессии наблюдательный, заметил, как волнуется спасенный, и явно не от произошедших событий, а, скорее всего, от предстоящих…

* * *

Автомобиль обгорел основательно. От тента и деревянной обшивки бортов ничего не осталось. Впрочем, и от сгоревшей мебели не осталось ничего. Словно и не было там мебели.

Ахуба посмотрел снизу вверх, представляя, как летит с обрыва, кувыркаясь, большой и тяжелый грузовик. Если бы мебель была в кузове, часть обязательно вывалилась бы при падении. И долетела бы до низа. Но не сгорела бы вместе с грузовиком, который скалы у склона не смогли задержать, а мебель они задержали бы.

– Эй, дружище, – обратился Бзоу Гозарович к омоновцу, – а мебели-то в кузове много было?

– Полный кузов…

Смотреть в глаза омоновец мог не больше секунды, но взгляд при этом был, как у побитой собаки перед жестокосердным хозяином.

– А что ты все время за «разгрузку» держишься?

– Не знаю, товарищ подполковник. Нервы…

– Нервы… Ну-ка, вытяни руки перед собой. Прямее. Ближе одна к другой.

Омоновец послушно выполнил команду, и подполковник Ахуба защелкнул на его запястьях наручники. И никак не отреагировал на вопросительный взгляд полковника из прокуратуры, стоящего рядом.

– Будешь сразу говорить или сначала в камере отоспишься? – спросил Бзоу Гозарович.

Омоновец сглотнул слюну, которой во рту было, наверное, очень мало, потому что голос у него стал вдруг таким, словно язык от «сушняка» потрескался:

– Буду говорить, я уже сам хотел.

– Хотеть нужно было раньше, до того как на тебя наручники надели. Но я допускаю, что и сейчас еще не поздно. Если не поздно, то подумаем еще, как с тобой поступить.

– Здесь, в кармане, достаньте, товарищ подполковник. Это не взятка. Это нам заплатили.

Ахуба шагнул к омоновцу в наручниках и вытащил из кармана под бронежилетом пять новеньких, словно только что из-под печатного станка, стодолларовых купюр.