— Смотрите, чтобы после разговора вообще он что-нибудь не тиснул конкретное! Ведь это же разглашение служебной тайны! Что ж из того, что члены делегации не знали языка? Мы не виноваты. Пусть в Москве об этом думают. Я ведь писал...
— Наверное, Шемякин с таким расчетом и писал, чтобы Москва поняла.
Торгпред помотал головой.
— Непривычно это... Газета должна, знаете ли, призывать...
— Я не знаю, — сказал Севастьянов.
— Не нужно защищать дружков, Севастьянов! Не нужно! Нехорошо это, не по-советски, извините за громкое слово... Непринципиально... Я бы действительно хотел знать все, о чем он вас расспрашивал! В этом случае, сообщив в Москву, мы сможем предотвратить публикации очередных его шедевров сомнительного свойства.
— Мы говорили просто об этой стране... История, обычаи... О чем вообще люди говорят... за пивом. В субботу.
— Есть к вам и прямое замечание. Хочу высказаться открыто...
— Спасибо, — сказал Севастьянов.
— Мне кажется, что вы преувеличиваете собственную значимость в этом учреждении.
— Не понимаю.
— Пришло письмо из управления, которое вас рекомендовало сюда. Вы выступили с какими-то инициативами, направив в центр письмо, которое, оказывается, я не видел, и мне вы о нем не докладывали.
— Приехав я сообщал, что...
— Я этого не помню! Вас предупредили еще в Москве... К провалившимся васильевским начинаниям не возвращаться! Вас прислали для выполнения обязанностей простого бухгалтера. И если в Бангкоке поручили провести переговоры, то исключительно ознакомительного характера, так сказать по пути... Мне не нравится также, что вами в частных беседах интересуются представители местных деловых кругов. Вынужден напомнить, Севастьянов, что государственной монополии внешней торговли не отменяли и полномочным представителем советских деловых интересов, всех без исключения, является торгпред. Торгпред! С которым вы обязаны согласовывать все ваши действия, если уж испытываете зуд к провалам...
— Но...
— Получено письмо, лично ко мне, от вашего московского коллеги Семейных. Он сообщает, что они вынуждены искать вам замену. Ваши дела, видимо, настолько запутаны, что сюда категорически отказывается приезжать даже ваша жена. Так ведь?
«Есть ли у меня хоть неделя?» — подумал Севастьянов.
Воздух в груди начальника иссяк, и понадобился глубокий вдох.
Севастьянов отодвинул чашку. Шел ведь форменный разнос. Может, ему следовало встать?
— Я не хочу вас обидеть, — сказал мягко торгпред. — Только предостеречь. Ведь это моя обязанность просто как вашего старшего товарища... Воздержитесь от частных бесед с этим журналистом. Он посетил меня в этом кабинете. Какие-то не те у него вопросы... А то, что в скором времени вернетесь в Москву, не истолковывайте как результат претензий к вам по работе... Сыграли роль семейные обстоятельства. Только.
— Спасибо за доброе отношение, — сказал Севастьянов.
— Хотите еще чаю?
— Спасибо. Разрешите мне теперь уйти?
В лифте и потом, оказавшись в бухгалтерии, сев за свой стол, он думал о письме Людки Семейных торгпреду, о Клаве, которая носит теперь фамилию Немчина, о своем послании генеральному по поводу непогашенного кредита, единственного оставшегося за покойным Васильевым, об Оле, которая не может — или не хочет — приехать...
Он методично разделил содержимое двух ящиков со своими бумагами надвое — что действительно необходимо, а что — нет. Отложил сафьяновую коробочку с серебряным браслетом, купленным для Оли в лавке возле причала Клиффорда. Тщательно подсчитал, сколько ему полагается еще зарплаты на два дня вперед, открыл сейф и взял эти деньги из казенных.
Около двух часов пешком он добрался до Орчард-роуд, где пообедал в китайской супной — пельмени с креветками, крученые блинчики со свининой и мороженое. Расплачиваясь у выхода, попросил на сдачу десятицентовые монетки. У ближайшего телефона-автомата достал из бумажника картонку размером с визитную карточку, полученную от Клео Сурапато.
После третьего гудка полный достоинства баритон прозвучал в трубке:
— Эфраим Марголин...
— Господин Марголин, — сказал Севастьянов. — Говорит русский, который хотел бы обсудить сделанное ему предложение. Неплохо, если бы встреча состоялась достаточно скоро и в районе Орчард-роуд.
— Ничего нет проще, господин Севастьянов. Вестибюль гостиницы «Династия» в шестнадцать пятнадцать?
Его звонка ждали. Он не назвался, а к нему обратились по имени.
Читать дальше