Алексей Рыбин - Трофейщик

— Алеша, я знаю, ты уезжаешь. Будь осторожен. Я знаю все. Ну, может быть, почти все. Дома тебе появляться сейчас опасно. На работе тоже. У друзей тоже. Они тебя ищут. И они тебя найдут. Я тебе говорю это, потому что я — один из них. Просто жить мне, видимо, осталось недолго, да нет, нет, я здоров. Мне просто надоело все. Смертельно надоело. Вся жизнь — псу под хвост. А они тебя найдут. Я же тебя всегда нахожу, если мне нужно, — видишь? А их много, и они тоже не дураки. Скрывайся. Скрывайся и здесь, и в Америке, если долетишь, конечно. Я тебя не пугаю, ты же взрослый, сильный парень. Придумай что-нибудь. Я сказал все. Теперь делай как знаешь. Но я не хочу, чтобы еще и ты… — Он повернулся и шатаясь двинулся прочь. Алексей стоял и смотрел вслед нелепой длинной фигуре, которая шла не разбирая дороги, наступая в лужи и запинаясь о поребрики, подскальзываясь на чем-то, что для любого другого не было бы препятствием.

Алексей поверил Сереже. Поверил сразу, с первых его слов, и слушал до конца, ни о чем не переспрашивая и не перебивая. Что тут еще спрашивать? Все ясно. Прощай, Катерина. Надо ложиться на такое дно, о котором он даже и не думал раньше. Куда вот только?

Он повернулся и быстрыми шагами пошел к проспекту — нужно ловить машину, в дороге что-нибудь придумается — и тут же услышал за спиной топот и тяжелое дыхание. «Ну вот, началось». Он резко крутанулся на месте, принимая боевую стойку. Сергей Андреевич, растрепанный, красный, с развевающимися полами плаща сделал еще два шага и остановился перед Алексеем:

— Это я, я, не беспокойся. Я хочу, чтобы ты знал все. Вообще все. Толик — это из-за меня. Он сидел у нас на крючке по кокаину. Когда тебя стали, искать, начали поднимать архивы. Толик был связан с трофейщиками. Я поехал к нему, и он дал мне все адреса, всех кого он знал. И тебя. Он плакал, Алеша, плакал и писал. Это я виноват. Все. — Он снова повернулся и пошел от Алексея, теперь уже медленно, ссутулившись, словно ожидая удара сзади.

Алексей посмотрел вокруг. Газон, небо, дома, маленький садик с детскими качелями — все было черно-белым. Почувствовав на щеках слезы, он сжал кулаки и пошел к проспекту.

— Вы должны подняться с колен. Как вы можете спокойно терпеть всю эту сволочь, разворовывающую Россию, — неужели вам на это наплевать? Вы начните с себя — вы, именно вы и есть эта самая Россия, вы, рабочий человек, всю жизнь положивший на то, чтобы людям было что есть и было что пить, вы, каждый божий день в поте лица своего добывающий свой хлеб, — вы лишены всего: у вас отняли работу, у вас нет семьи, наконец, у вас отобрали последнее, что у вас было: то, на что каждый человек имеет право, — жилье. Вы, которые работали всю свою жизнь, вы лишены всего, а сытая сволочь, которая в жизни своей пальцем не пошевелила, чтобы хоть видимость какого-то труда изобразить, — посмотрите — они все на иномарках. Это они теперь в вашей квартире живут, жируют, ездят за границу, не вылезают из ресторанов, эта камарилья воров и бандитов, эти несколько тысяч человек присвоили себе богатства всей нашей страны, все, что заработали и вы в том числе, Роберт Карлович. Неужели вы будете это терпеть? Как хотите — вы можете снова вернуться в свой подвал и оттуда смотреть, как жирует сытая сволочь, напившись вашей крови. А можете помочь тем, кто хочет все это изменить, кто действительно болеет за Россию душой, кто даже сейчас, в это тяжелое время, не сложил руки, не поддался отчаянию, а продолжает верить, продолжает бороться и победит, обязательно победит. Подумайте, Роберт Карлович, это очень серьезно.

Сергей Степанович — крепкий, среднего возраста мужик, именно мужик, простой, с открытым, честным лицом, с большими рабочими руками, с глубокими складками, прорезающими толстую дубленую кожу щек, — был одет в строгий темный просторный костюм, в белую рубашку с неброским галстуком. На толстом пальце сияло узкое обручальное кольцо, волосы, седеющие на висках, Сергей Степанович носил короткие — ежиком и впечатление на собеседника производил самое благоприятное. Роберт сидел напротив него через письменный стол и внимательно слушал.

— Все это так, да-а… — протянул он, когда Сергей Степанович сделал паузу. — Сволочи они, конечно. Ну а мне-то что делать? Один черт, подыхать. Вы вот живете, у вас и квартира есть…

— Комната, — перебил его Сергей Степанович, — в коммуналке. С женой и дочерью. А я мастером на Кировском сколько лет оттарабанил.

— Ну ладно, у вас — комната, а у меня — вообще ни хрена.