Алексей Рыбин - Трофейщик

— Ну, здравствуйте, здравствуйте, Александр Евгеньевич. Мы вас, признаться, заждались. Вы, конечно, временем располагаете?

Звягин внутренне напрягся. Молодой человек говорил спокойно, по-деловому, без подвоха, почти совсем без подвоха… Почти. Звягин своим звериным, выработанным в тюрьме, в бегах, в нищете и голоде, в погонях за своими жертвами чутьем уловил фальшь, почувствовал хорошо скрываемую, но отчетливую нотку издевки в последних словах доверенного лица Бама. «Временем располагаете?» — честный, открытый взгляд, а сам уже чувствует себя полным хозяином времени Александра Евгеньевича, и неважно уже, что тот ответит — мол, тороплюсь, — все равно он сделает то, что ему прикажет этот молодой и безобидный, с виду хиловатый даже человек. Да и так ли уж он молод? Звягин видел много людей из этой категории — нестареющих, без седины в волосах и в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят — «вечных юношей», которые выглядели таковыми почти до самой смерти. Кстати, как они умирали, он не видел ни разу, хотя повидал в жизни всякого. Примерный возраст этих людей можно было определить лишь пристально, при хорошем освещении вглядываясь им в лица, отмечая густую сеть тоненьких морщинок вокруг глаз, дряблость кожи под подбородком, залысины на висках, незаметные на первый взгляд. Знал он и то, что среди них попадаются крайне жестокие личности — то ли комплекс неполноценности в них бушует, то ли еще что-то, но бывают среди них просто звери, с такими вот улыбающимися, холодненькими глазками творящие самые лютые дела.

Чего можно ждать от этого? Звягин знал, что ждать можно чего угодно. Можно пули в лоб от снайпера, который сейчас держит его на мушке, сидя на каком-нибудь чердаке. Можно через три минуты после расставания смертельного хруста собственных ребер под колесами случайно вылетевшего из-за угла грузовика. А может быть, не сейчас, вечером, завтра…

— Располагаю, — ответил Звягин. — Конечно, располагаю, я же вам сам позвонил.

— Ну, тогда поедем. — Безо всякого сигнала в узком проходе между забором и тротуаром появились вишневые «Жигули». — Прошу вас. — Посыльный сделал рукой приглашающий жест.

В машине, кроме них и шофера, никого не было. «Не боятся меня, — подумал Звягин. — А чего им бояться, куда денусь? Сам влез в это дело, теперь вперед. Пан или пропал».

— Вы не голодны, Александр Евгеньевич? — спросил молодой человек со своей обычной улыбочкой.

— Нет.

— А я вот, признаться, страшно есть хочу. Может быть, подождете меня, я перекушу быстренько? В машине посидите или со мной зайдете? Пойдемте, Александр Евгеньевич, раз время терпит, кофейку горяченького, крепенького… Бутербродик… — Молодой человек уже начинал резвиться. — У меня тут просто еще одна встреча в кафе, товарищ с нами поедет, по пути ему. Пойдемте, у нас секретов никаких нет…

Машина переехала через Кировский мост и свернула у площади направо — в сторону Посадских улиц, подъехала к застекленной стене дорогого хорошего кафе рядом с цветочным магазином, и провожатый еще раз обратился к Звягину:

— Ну, так как насчет кофейку?

«Издевается, подонок, холуй хозяйский, чувствует свою силу. Ну, ничего. Сейчас сила у него, а завтра — поглядим». Звягин решил не принимать обиду близко к сердцу — чего, действительно, от этого молодца ждать, шестерка, она и есть шестерка. Еще перед ним пресмыкаться будет, очень даже может такое быть.

— Ну ладно, пошли.

Они вошли в кафе. Провожатый Звягина, не останавливаясь, пошагал прямо к бару, у стойки которого спиной ко входу сидели несколько человек. Звягин был готов, как ему казалось, ко всему, но сейчас, идя за веселым молодым человеком, который, несмотря на свои бесконечные обращения и предложения, так ему и не представился, почувствовал, как пол зашатался у него под ногами. За стойкой, полуобернувшись к залу, сидела Таня — разбитые глаза ее скрывали большие темные очки, она была одета в строгий черный костюм, аккуратно причесана и совсем не походила на ту растрепанную, заплаканную, милую и робкую женщину, с которой он простился утром у себя на кухне.

— Добрый день, — провожатый Звягина громко приветствовал Таню еще издали. — А вот и мы!

Таня повернула голову. Зеркальные очки не давали возможности проследить за ее взглядом, но во всяком случае удивления на ее лице не было. У Звягина наступило то редкое в последние годы состояние, когда он перестал понимать происходящее. «Сейчас перекусим быстренько и поедем», — говорил провожатый, но Таня хозяйским тоном, который даже не вызвал у Звягина удивления — он и так был ошеломлен сверх всякой меры, — ответила: «Нет, никаких трапез. Поехали сразу…»