Михаил Нестеров - Легендарный Араб

Он так сосредоточился на девушке, что не разобрал слов новой знакомой.

— Простите, я не расслышал.

— Я говорю, что вы не туда смотрите. — Она теснее прильнула к нему, и Лев почувствовал жар ее грудей и бедер.

Он слегка отстранился.

— Боюсь, мне придется прикрываться вами, когда закончится танец.

Она поняла его, и самодовольная улыбка не сходила с ее лица, пока не кончилась музыка.

Потом ее бесцеремонный взгляд скользнул на шорты Радзянского.

— Все в порядке?

— Боюсь, мой ответ разочарует вас.

Развязность этой женщины все больше не нравилась Льву, хотя на что еще можно рассчитывать? Невольно реабилитируя ее в своих глазах, мысленно он поправился: раскованность. Ему не нравилась ее чрезмерная раскованность. Она симпатична, но не та, с кем Лев с удовольствием провел бы ночь. И дело не в том, что Борис поторопился; то ли душа не лежала (хотя при чем тут душа, когда речь практически идет о теле), то ли виной всему эта девушка, на которую помимо воли все чаще бросал взгляды Радзянский. Сравнивал ли он ее со своей соседкой, которая продолжила отвлекать его от юной особы прикосновениями под столом? Наверное, да, потому что ему хотелось наступить на ногу женщине, сделав ей больно.

Вечер был испорчен. Вероятно, окончательно, поскольку спутница покинула Радзянского спустя пять минут после того, как Левин увел свою сивую в номер, предоставив право расплачиваться своему приятелю. Что Лев и сделал, облегчив свой кошелек на девять сотен. Он пересилил в себе желание обернуться на девушку и вышел из ресторана в дверь, ведущую на пляж. Араб спустился к морю и пошел вдоль прибоя.

За собой Радзянский услышал торопливые шаги босых ног, шаги легкие и могли принадлежать либо подростку, либо...

Лев обернулся и увидел догоняющую его девушку, с которой он не сводил глаз в течение всего вечера.

Она улыбалась, с откровенной непринужденностью глядя ему в глаза. И девушка, и Радзянский были примерно одинакового роста, но рядом с мускулистым мужчиной она выглядела хрупкой и оттого казалась ниже.

— Привет! — беспечно поздоровалась она, протягивая узкую ладонь. — Знаете, а я на вас не обиделась. Меня зовут Лена.

Чуть поколебавшись, Радзянский пожал ей руку.

— Тезки, — сообщил он, не посчитав нужным назвать свое имя, равно как и любое другое.

Девушка звонко рассмеялась:

— Не хотите говорить, не надо. Вообще-то отец хотел ехать в Гемлик один, я сама навязалась ему в компанию. Он немного мрачноват, правда? Ему все время кажется, что он должен опекать меня, особенно когда я рядом и в этом нет необходимости. Ревнует к каждому молодому человеку, бросившему на меня взгляд.

«Отец? — Радзянский и не пытался скрыть удивление. — Она дочь Руслана Хачирова?!»

— Не хотите искупаться? — предложила девушка.

Он покачал головой.

— А знаете как здорово купаться в свете луны!

И в этом восклицании Лев почувствовал настойчивость новой знакомой.

Ее раскованность в общении подействовала на Льва соответствующим образом, и он впервые за последние несколько лет почувствовал себя неловко. Незнакомка стремительно превратилась из обычной шлюхи, которых здесь больше, чем гальки на пляже, в кроткую, несмотря на раскованность, девушку, дочь Руслана Хачирова.

У Льва никогда не было проблем с женским полом, в юности он звучно, чуть нараспев представлялся: «Ле-ев». Нет, имя его не действовало на женщин сногсшибательно, но подчеркивало его внешность и словно служило надписью к монументальному образу: сильный, оттого чуточку ленивый; властный, оттого в меру уступчивый, что всегда нравилось женщинам.

И вот годы как-то стремительно вынесли его на этот пляж, поставили рядом с красивой девушкой, и он впервые стеснялся назвать свое имя.

Лев...

Радзянскому казалось, что его имя вызовет у Елены улыбку или смех: Лев, наполовину седой, угрюмый, еще более властный, растерявший за годы уступчивость, стареющий царь...

«Хорошо бы, — подумал он, — чтобы дочь Руслана провалилась ко всем чертям». Одно дело разглядывать ее издали, позволив себе чуточку пофантазировать, другое — мучиться рядом. «Провалиться бы ей...» Но в глубине души не желал этого. Ему было приятно идти с ней рука об руку, слушать ее красивый грудной голос, граничащий с контральто; удивительно, но голоса отца и дочери почти не различались по высоте и тембру.

Наконец он нашелся что сказать, помня долгое вступление Елены.