Андрей Ильин - Ловушка для героев

Полчаса бег.

Полчаса быстрый шаг.

Пять минут отдых…

День.

Часть ночи.

Второй день…

Первыми сдали ноги в насквозь промокших ботинках. На коже повысыпали пузыри мозолей, полопались и стали кровить. Ступать приходилось голым мясом.

От однообразного положения стали затекать шеи.

Нестерпимо зачесалась истертая складками одежды и изъетая потом кожа. Потом загноилась. И потекла…

Стали слипаться глаза.

И приходить глупые мысли. О тщете всего земного.

Приближался предел усталости, после которого утрачивается боеспособность.

— Командир! Надо или вставать на большой привал. Или…

На большой привал, где бы можно было привести в порядок себя и амуницию, где бы можно было поесть, отдохнуть и подлечиться, времени не было.

Оставалось или…

Командир вскрыл аптечку и выдал каждому из бойцов по две таблетки стимулятора. Который и от усталости, и от голода, и от боли, и от сна. Который от всего, кроме смерти.

Теперь пару дней они должны были бежать на внутренних резервах. Тех, что «химия» затребовала на-гора из их измученных организмов. И те, что организмы выдали, подчиняясь сильнейшей таблеточной команде.

— Готовы?

— Готовы.

— Тогда в путь…

Полчаса бег.

Полчаса быстрый шаг.

Пять минут отдых.

Час.

Два.

Три.

Десять…

— Вижу объект! — показал двигающийся в голове колонны дозор.

Точнее, не сам объект, а известные топографические привязки вблизи него. Те, которые невозможно спутать.

Командир поднял руку.

— Прекратить движение!

Колонна встала.

Теперь они перестали говорить. Теперь они онемели. Все дальнейшее общение между участниками разведгруппы должно было протекать в режиме жестовых команд.

Время разговоров прошло. Они вышли в исходную точку!

— Ожидаем ночи, — показал командир. — Потом идем на сближение…

Они ждали еще двое суток, пока интересующая их машина прошла. Они лежали в тесных убежищах, скрючившись наподобие знака вопроса, наблюдая за дорогой сквозь узкие амбразуры, проделанные в маскировочных стенах. Они прослеживали каждую мелькнувшую в объективе биноклей или приборов ночного видения машину.

Не то…

Не то…

Опять не то…

Лежа в убежищах, они не могли шевелиться, чесаться, вздыхать, отправлять естественные надобности и по той причине пить и есть. Они были слишком близки к дороге. И боялись неловким движением или случайным чихом выдать свое присутствие.

Они вынужденно терпели жару, ползающих по их ногам здоровенных муравьев, здоровенных пауков, сплетающих между их замерших, как две коряги, ног паутину. Они недвижимо ждали, когда их кровью насытится и наконец улетит комар, минуту назад севший на руку.

Сохраняли подвижность только их глаза, вжатые в окуляры бинокля. Их зрачки, отсматривавшие объект.

Опять не то…

Опять…

Опять…

По дороге нескончаемой вереницей двигался автотранспорт, запряженные в повозки мулы, просто мулы, люди, тянущие повозки, просто идущие люди. Люди разговаривали, смотрели по сторонам, отбегали на обочину по надобности и ничего не замечали. Не замечали наблюдающих за ними глаз. Чужих глаз.

Джип! Но не сходится номер.

Похожий номер. Но не джип!…

Ночами наблюдатели менялись, впервые за много часов имея возможность распрямить занемевшие до состояния бесчувственных деревяшек тела. К теплым окулярам оптических приборов прилипала другая смена.

Опять не то…

Опять мимо…

Мимо…

Мимо…

— Вижу! — отметил из ближнего НП Кудряшов. — Джип. Номер…

— Есть! — зафиксировал прохождение объекта «прикинувшийся булыжником» по другую сторону шоссе Резо.

— Точно. Он! — рассмотрел в бинокль номер командир. И зафиксировал время. — Сворачиваемся.

Уходили ночью, предварительно уничтожив все следы своего пребывания возле дороги. Уходили тяжело. У кого-то разбарабанило поцарапанную о случайную колючку ногу, у кого-то загноилась кожа под разорванными мозолями, кого-то мучило ураганное расстройство желудка. Здоровых не осталось.

Шли в максимально быстром темпе. Не потому, что спешили. Потому, что шли домой.

Полчаса шагом.

Десять минут отдых.

И снова полчаса шагом…

В известной точке подобрали брошенные цинки, которые, как показалось, чуть не вдвое прибавили в весе.

К болоту вышли в полдень.

— Ныряем с ходу? Или ждем завтрашнего утра?

— Ныряем…

Теперь им было и проще и труднее. Проще, потому что они знали, что трясина не бесконечна. Труднее, потому что уже не могли надеяться на легкий путь.