Александр Бушков - Бульдожья схватка

Правда, хотя и находился в растрепанных чувствах, не забывал проверяться, в точности как в прошлый раз. Однако Петр принял свои меры, избегая обнаружения.

Оказавшись во дворе — совсем не там, куда в прошлый раз привозил его Косарев, у Пашки, надо полагать, не одна хаза, — выбрал удобное местечко. откинулся на сиденье и с удовольствием слушал, как расстроенный Фомич живописует их разговор. Лысый так и кипел от возмущения, словно Петр залез в его собственный карман и потребовал денежек, отложенных на спокойную старость.

— Все? — послышался спокойный Пашкин голос.

— А что, мало? — огрызнулся Фомич. — Это ж ни в какие ворота…

— Почему? — раздался голос Елагина (о, и Митенька там!). — Вполне естественные, я бы сказал, желания. Наш манекенчик малость пообтерся и смекнул, что продешевил. Знаете, господа, я ему даже аплодирую. Я-то думал, он полный сапог, а у него вполне умные мысли рождаются…

— Ну, позволь!

— Нет, ну не глупая же мысль?! Вот откажись он от миллиона баксов — это как раз было бы глупо, — Хохотнул Елагин. — А когда миллион требуют — это вполне умно.

— Пожалуй что, — поддакнул Пашка.

— Так вы что?! — негодующе взвыл Косарев. — Платить намерены?

— Фомич, — мягко сказал Пашка. — Уж извини, но ты в последнее время что-то поглупел… Опять с Милкой нелады?

— Да причем тут Милка!

— Не в ней дело… Фомич, я тебя не узнаю. Истерику поднял, сорвался с фирмы… Какого хрена?

— Но он же сказал, что может не подписать… Послышался деланный, демонстративный вздох Пашки:

— Фомич… Честно, глупеешь. Он, изволите ли видеть, потребовал миллион… Кто тебе мешал пообещать? Тихо и спокойно? От моего имени? А ты…

— Как он сказал, говоришь? — вклинился Елагин. — «На всю оставшуюся жизнь»? Фомич, ты что, запамятовал, сколько у него осталось этой самой жизни? С гулькин хрен… Или ты собрался его после завершения операции на белом свете оставить? Денежки отслюнить, водкой напоить, с Милкой в постель положить?

«Ну, спасибо, Митенька, — подумал Петр, зло кривя рот. — Объяснил все без недомолвок, чтобы никаких иллюзий не оставалось. Спасибо, золотой мой, бриллиантовый…»

— Извините, — послышался смущенный, вялый голос Косарева. — И в самом деле недодумал. Нервы… не железные ведь. Что будем делать?

— Жопу заголять и бегать, — хохотнул Пашка. — Возвращайся в темпе, пообещай миллион, пообещай луну с неба… Хоть собственную задницу. Лишь бы он больше ни разу не взбрыкнул. Пусть питает любые иллюзии. Твоя задача — сделать так, чтобы он до самого конца оставался спокоен, весел и доволен жизнью. И боже тебя упаси на доверенном тебе фронте работ хоть в малости напортачить… Ну давай, финансовый мой, в темпе поспешай!

Вскоре Фомич вышел из подъезда, утирая платком лысину, сел за руль и выехал со двора, от расстройства чувств едва не столкнувшись со въезжавшим «Москвичом». Водитель «Москвича» высунулся в окно и высказал все, что думает о «Запорожцах» вообще и этом, конкретном, в частности. Страдальчески улыбнувшись, Фомич развел руками, свернул на магистраль и скрылся из виду.

Петр по-прежнему держал возле уха приемничек — Фомич выскочил без пиджака. Видимо, снял его там, повесил куда-нибудь на стул, а потом в крайней растрепанности чувств и не вспомнил. Тем лучше, послушаем еще, что они там интересного скажут, оставшись наедине…

— Интересные дела, — задумчиво сказал Пашка.

— Меня это почему-то ничуть не волнует, шеф…

— Да меня тоже. Просто не думал я, что этот пентюх настолько быстро проникнется сутью рыночных отношений…

— А чего вы хотите? Ваша копия, как-никак.

— Вообще да… Меня другое волнует. «Уазик». Прекрасно знаю, что к нам следок ни за что не поведет, что никому чужому ромалы его не отдадут, и все равно… Триста кило денег, Митяй, — это тебе не макулатура. Представляю, как эта развалина там стоит — душа не на месте… Знаешь что? Нажраться охота. До соплей, до паданья мордой в гравий, до поросячьего визга. У Фомича, изволите ли видеть, нервы… А у меня? Ох, я потом и надерусь… Не буду терпеть до Кипра.

— Понимаю, шеф. Побуждения аналогичные… У меня тут мысля родилась. Помните, я предлагал назвать нашу негоцию «операция „Зеркало“»? В том смысле, что этот мешок — ваша точная копия. Так вот, правильнее, по-моему, будет — «Скелет в зеркале». Он, дурень, в зеркало таращится, себя там видит и не знает, что на деле-то в зеркале — скелет…

— Ох, Митя, не занимайся ты херней, — усталым, севшим голосом сказал Пашка. — Это у тебя, сдается мне, армейская отрыжка. Ну почему непременно нужно давать операциям названия? На кой хер?