Игорь Градов - Чувак и надувная свобода

— Она там, Чувак, — показал он в сторону проулка. — Мы вызвали врачей, они скоро прибудут. Но, собственно, их помощь не потребуется…

Я вошел в узкий проулок. В конце его, прямо у мусорных баков, лежала моя Люси. Я сразу ее узнал — по красивому зеленому платью, в котором она была в тот вечер. Земля возле нее вся пропиталась кровью, а на теле виднелось множество глубоких ран. Люси лежала на животе, растрепанные волосы прикрывали лицо. Я не стал вглядываться — не хотел, чтобы она запомнилась мне такой — мертвой. Хотел запомнить ее живой и веселой — такой, какой она всегда была.

— Это был точно маньяк, — ко мне подошел Френк Фишер, — нормальный мужик ни за что бы не стал так издеваться. Он, наверное, ее сначала оглушил, а затем затащил в переулок и зарезал. Может, хотел изнасиловать… Но это только врач после осмотра определит.

— Есть свидетели? — спросил я.

— Как всегда, ни одного, — тяжело вздохнул Френк. — Это был последний сеанс, в зале было всего трое: Люси и парочка каких-то малолеток, пришли, видимо, пообжиматься. Постараемся, конечно, их найти и допросить, но, боюсь, толку будет мало — эти сосунки, когда влюбятся, только собой и занимаются, ничего и никого вокруг не видят. Но мы, разумеется, их потрясем, как положено…

В это время показался медицинский фургон, из него вышли врач и фельдшер. Доктор быстро осмотрел Люси, пощупал пульс и отрицательно покачал головой. Фельдшер достал из фургона черный пластиковый мешок и с помощью шофера упаковал тело, потом они вдвоем загрузили его в машину. Автомобиль развернулся, резко рванул с места и скрылся за углом.

Я следил за этим отстраненно, как будто со стороны — как если бы меня это совсем не касалось. С той минуты, как я понял, что Люси мертва, внутри меня что-то оборвалось. Я не мог плакать, ничего не мог делать — просто стоял и смотрел.

— Слушай, Чувак, — обратился ко мне Френк, — тебе бы выпить…

— Нет, сначала — в участок, — вмешался Дик Даркин. — Чувак жил с Люси, значит, он один из подозреваемых и должен дать показания.

Я кивнул — все правильно, таков порядок при любом расследовании. Мы сели в машину Дика и покатили в участок, где нас уже ждали Нортон и Билл.

— Сочувствую тебе, — подошел ко мне капитан, — такой внезапный удар… Я сам, лично возглавлю расследование. Мы непременно поймаем и покараем этого урода. Даю тебе слово!

Я кивнул — спасибо, конечно. Билл тоже произнес слова сочувствия, а потом напомнил, что нужно составить протокол. Я понимал — этого не избежать, а потому решил покончить со всеми формальностями как можно быстрее.

Билл стал записывать мои показания. Я подробно описал вчерашний вечер, не забыв упомянуть, что мы собирались в кино, а потом меня вызвал по телефону Нортон.

— Да, я лично звонил Чуваку, — подтвердил капитан, — и он всю ночь был в участке — это можно увидеть по записям камеры наблюдения. Извини, Чувак, но я уже их посмотрел — чтобы убедиться. Могу теперь с чистой совестью свидетельствовать: Чувак никуда из здания не выходил и ни с кем не встречался. Вначале, примерно до часа ночи, смотрел телевизор, а потом лег спать. Спал здесь же, на диване.

— Чувак, кто знал, что ты пойдешь с Люси в кино? — поинтересовался Билл.

Я пожал плечами:

— Мы никому не говорили, просто собрались и пошли. Кстати, а что говорят кассир кинотеатра и киномеханик?

— Я их уже допросил, — вмешался Дик Даркин. — Кассир — это старая Роуз Паркер, я ее хорошо знаю, еще со школьной скамьи, когда сам бегал с ребятами в эту киношку. Она продала билеты Люси и этим малолеткам, а потом пошла домой. Это был последний сеанс, сидеть в кассе смысла не имело. Механик — Пабло Ривьера — вообще не выходил из своей кабинки. Он сказал, что после фильма проверил зал, чтобы никто не остался, и запер двери. А когда вышел на улицу, то перед кинотеатром уже никого не было — Люси и малолетки ушли. Пабло сел в машину и тоже поехал домой. Ни подозрительного шума, ни криков — ничего не слышал. В проулок за кинотеатром он, разумеется, не заглядывал — зачем? Поэтому тело Люси пролежало до утра — пока его не обнаружил уборщик.

— Улики? — снова поинтересовался я.

— Почти никаких, — продолжил Даркин. — Орудие убийства не найдено, скорее всего, преступник унес его с собой. Судя по ранам, это был большой нож — таким обычно разделывают коровьи туши на скотобойне. Страшная штука — острый, как бритва, и очень тяжелый. Одним ударом можно отрубить человеку руку.

— Может, кто-то из мексиканцев постарался? — предположил Билл. — Из тех, кто работает на скотобойне? Они и к крови привычные, и прирезать кого-нибудь для них — раз плюнуть, постоянно на ножах дерутся, кромсают друг друга почем зря…