Михаил Серегин - Святое возмездие

– Присоединяйся, друг, – попросил отец Василий. – Разомнись. Двигаться завсегда лучше, чем сидеть.

– Я не раб, – цокнул языком Исмаил. – За бесплатно не работаю.

– А ты думаешь, я для Тимофеича землю кидаю? – улыбнулся священник. – А напрасно. Я землицу для себя кидаю.

– Могилу ты себе роешь, – покачал головой Исмаил. – Не телу своему, нет. Могилу своему духу ты сейчас копаешь. Достоинство свое человеческое хоронишь!

Это прозвучало так высокопарно, что отец Василий едва удержался, чтобы не рассмеяться. Исмаил и впрямь был словно большой ребенок.

– Маловерный, – ласково улыбнулся он. – Говорю тебе, ныне же будешь со мной на воле. Вот докопаю до столба, а там еще полночи работы, и вперед!

Исмаил невольно приподнялся и всмотрелся. Даже в наступающих сумерках было видно – отец Василий, вместо того чтобы повернуть под прямым углом, «увлекся» и бьет траншею точно к столбу, к которому их приковали.

– Сам подумай, Исмаил, – вполголоса продолжил отец Василий. – Неужели два таких здоровых мужика, как мы, не упрут этот столб на себе?

– Миша, ты гений, – прошептал Исмаил и схватился за лопату.

– Не здесь! – решительно перенаправил его энтузиазм отец Василий. – С другой стороны копай. А то слишком подозрительно будет выглядеть.

Исмаил принялся копать в другом месте. Но было видно, как разрывает его желание немедленно принять участие в строительстве дороги на волю. И в этот момент об лопату священника что-то звякнуло. Он наклонился, нащупал помеху и с некоторым усилием вывернул из земли кусок толстенной арматуры.

«Благодарю тебя, господи! – прослезился отец Василий. – Всем сердцем, всем духом своим благодарю!» Теперь путь на волю стал еще короче. Может быть, на два часа, а может быть, и на полночи. Теперь не нужно откапывать столб целиком, вместе с его нижней, прикрученной ржавой проволокой частью. Теперь достаточно просто раскрутить проволоку, соединяющую две части столба.

Он аккуратно отложил арматурину в сторонку и обессиленно присел на край траншеи.

– Что случилось, Мишаня? – прошептал Исмаил.

– Все нормально, братишка, все нормально…

Когда окончательно стемнело, а Николаич перестал шастать от коровника к коровнику, отец Василий кивнул Исмаилу, поднял присыпанный землей спасительный кусок ржавого железа, подошел к столбу и воткнул арматурину в петлю. Исмаил схватился за второй конец арматурины. Они поднатужились, с усилием сделали пол-оборота и тут же услышали, как с легким треском покосился столб.

Они переглянулись и сделали еще пол-оборота. Толстенная, но на удивление мягкая проволока ослабла еще сильнее, и столб накренился еще круче! Сдерживая переполняющую их радость, невольники делали оборот за оборотом, пока верхняя часть столба – метр за метром – не коснулась земли. И тогда они осторожно дораскрутили проволоку, бережно рассоединили части столба, положили свое «иго» на землю и только теперь вздохнули полной грудью.

Они тихо-тихо, обняв столб и мелко переступая, помчались вперед, туда, где по их расчетам, находилась Волга с ее бескрайними камышовыми плавнями и тальниковыми джунглями.

Ночь была теплой и звездной; небо – чистым-чистым, но месяц где-то подзадержался, и поэтому назвать местность чересчур освещенной было нельзя. Но это им было только на руку.

– Молодец, что спички взял! – пропыхтел мулла, когда они отбежали примерно на полкилометра. – Хоть у костра согреемся, если что.

– Я не для этого… их взял, – задыхаясь, ответил священник.

– А для чего?

– Если столб пережечь… в том месте, где входят крюки, дальше побежим уже без столба… только с крюками.

– Ну, ты голова! – восхитился мулла и вдруг словно взбесился. – И ты все это время молчал?! И мне ни слова?!

– Ты такой суровый сидел. Все о достоинстве своем человеческом думал. Мне и подойти… было страшно.

Исмаил хохотнул, и священник почувствовал огромное облегчение. Если уж Исмаил смог рассмеяться над самим собой, значит, его душевное состояние и впрямь на поправку пошло.

– Я, Мишаня, вспомнил, какой ты смиренный ко мне заявился, – пояснил причину своего смеха Исмаил. – Ягненок ягненком! Прямо агнец жертвенный!

Он так ничего и не понял.

– Ты на меня не обижайся, Мишаня, – вдруг выдавил Исмаил. – Я знаю, что бываю несносным, но это у меня характер такой. Десантный. Не умею я вилять ни хвостом, ни задом. От того и неприятности.

– Бог простит, – вздохнул священник.