Платон Обухов - Спарринг со смертью

— Не терпится? — поинтересовалась она.

— Да. В три ночи поднялась. Чувствую, уснуть не могу. Пришла на работу.

— Понимаю.

Басова подошла к машине. Троллейбус не простой, а с гармошкой. Четыре двери. Она вошла в салон. Чистенький, новенький, ни царапинки, ни грязинки. Сиденья обтянуты коричневым кожзаменителем, пол покрыт новыми резиновыми половичками. Она прошлась до конца салона и вернулась к первой двери. Теперь самое торжественное.

Ее рабочее место стало удобнее. Кресло пошире и помягче. Баранка стала более приятной на ощупь, оделась в какой-то синтетический материал и стала толще. Теперь руки будут не так уставать. И где находится этот город Энгельс, где выпускают такие машины? Она не знала. С географией у нее было плохо. Надо будет прийти домой и посмотреть, откуда родом ее 2207.

Она десять лет проработала на видавшем виды 1308 и никогда не бросала его в беде. Все не переставали удивляться, что столь старая, латаная-перелатанная, полусгнившая развалюха все еще на ходу. Бывали дни, когда ей самой приходилось ремонтировать свое чадо, но она не унывала. Она любила 1308, и ей казалось, что он держится только за счет ее чувств к нему.

Что же теперь с ним будет?

Она подошла к отработавшей свое машине и положила руку на переднюю фару, как бы прощаясь с ней. Сзади неслышно подошел один из водителей парка.

— Любуешься? — Он кивнул на троллейбус.

— Привет, Пронин. — Она никогда не называла его по имени. Для друзей он Федор, а для нее Пронин. Высокий, черноволосый, с руками, как клещи, Пронин.

— Заслужила, заслужила Леночка новую машину.

Она несколько удивилась, с чего бы это он вдруг подошел к ней. Они вместе в одном коллективе, но ни разу он не удосужился обратить на нее внимание. Может, она молода для него? Ее же не смущало, что он на десять лет старше. Здоровья у Феди было достаточно. В свои сорок с копейками он был подтянутым, чистеньким и… холостым.

Женщины от него были без ума, чем он, по слухам, охотно пользовался. Правда, данный факт нисколько не подымал его в глазах Лены, но в общем-то она была не против, потому как была по жизни не менее одинока, чем собеседник.

— Я старалась каждый день, — заметила Лена.

— И вот победа! — Может быть, его восторг был и искренним, но ей совсем не хотелось продолжать с ним разговаривать, надо работать.

Без пятнадцати пять она уже на маршруте. Ничего не скрипит, не болтается. Автоматика тихонько пощелкивает. Ей придется первое время быть осторожной. Все-таки ее детище стало на несколько метров длиннее. Зато пассажирам будет посвободнее, а значит, обстановка будет не столь напряженной. Только не в часы пик. Нервозность пассажиров будет передаваться водителю, несмотря на то, что он за металлической перегородкой. И все-таки это лучшее, что может быть в ее карьере водителя. Новая техника! Значит, ей доверяют, ее ценят.

«Наконец-то дождь», — думал Зотов, ступая вдоль прибывшего из дальнего далека поезда. Вещмешок, заброшенный за плечо, не тянет. Там почти ничего нет. Мыльно-рыльные принадлежности да подарок для матери. Огромный пуховый платок.

Три года за воровство. Глупость, детская глупость. Прямо в день восемнадцатилетия. Напились и пошли брать магазин. Напрямую, через витрину. Сдайся он тогда с друзьями на месте, получил бы условно. Теперь кому это интересно? Надо начинать жить заново. Что было, то было.

Он шел по вокзалу и смотрел на прилично одетых, о чем-то беседующих людей, и дышал воздухом свободы. Сколько красивых женщин! Рома Зотов бросал взгляд то на одну, то на другую, порой чувствуя, что у него немеют ноги. Иногда ему казалось, что он может просто рухнуть на асфальт, не выдержав этого обилия женских прелестей.

Накануне, ночью, в плацкартном вагоне он с трудом удержался от желания пощупать длинноногую красавицу, мирно спящую на верхней полке. А сейчас его изголодавшееся воображение рисовало картины, одна заманчивее другой.

Теперь на автобус, пятая остановка его. Сколько же раз ему снилось, что он едет домой?

Неожиданно взгляд уперся в синий мундир, и глаза налились яростью. Мент!

Рома шел и, не мигая, смотрел на мусора. Реакция последовала незамедлительно. Сержант потребовал предъявить документы.

Зотов достал бумажку и едва удержался, чтобы не ткнуть ею в лицо.

— Все в порядке, можете идти, — сообщил блюститель порядка.

Зотов, не ответив, пошел дальше. Теперь от ярости не осталось и следа. Мгновение назад он балансировал, словно на канате, понимая, чем может закончиться сопротивление властям.