Александр Добродомов - Мытарства пассионариев

Бритолобый повернулся лицом к двери и торжественно, нараспев, как поэтесса Ахмадулина, продекламировал:

- Сей призыв страшного Суда

С Авраамовских времен ведет свое начало,

Но не был им исполнен он тогда,

Хоть нож и жертва, все к тому уж лежало.

И названо с тех пор сие непослушание,

В котором почти каждый мущина виноват,

Имя его очищение - обрезание,

А по современнее кострат.

В воцарившейся после «декламирования» тишине раздался еле сдерживаемый смех Андрея. Стоящая рядом троица с укором зыркнула на пленника.

- Хм. Хм. Ой, извините.

И чуть тише, заговорщицки:

- А что? Что я должен делать?

И все-таки прыснул смехом. Люди в балахонах возмущенно переглянулись, пораженные таким кощунством.

Андрей и не думал издеваться, просто он решил разрушить ритуал и максимально затянуть время (он был уверен, что Седой хватится пропавших, догадается обо всем и, как вор в законе, давший слово, явится сюда с разборками, а дальше видно будет). Руки, нужно побыстрее освободить руки.

Бритолобый, весь красный от гнева, метал глазами молнии в Андрея, а своим адептам нервными взмахами рук велел восстановить тишину и внимание.

- Видишь, слепец, как ум твой ослеплен миром, погрязшим во грехе? Видишь, несчастный, как твою плоть терзают бесы? Ты бахвалишься, кощунствуешь. Но над кем ты кощунствуешь, богохульник? Над собой кощунствуешь!..

- Да нет же, просто эти жалкие виршики. Подожди, подожди, стоп, тайм-аут! Ты хочешь сказать, что собираешься оскопить меня, как вот этого священника?

- Да.

- Но, насколько я помню ваши правила (я кое-что читал о вас), на это я должен дать свое согласие. Я вам его не давал, а без этого весь ритуал недействителен и не будет иметь того сакрального смысла, который вы в него вкладываете.

- Ты запамятовал: ты уже давал свое согласие.

- Да ну? Когда?

- В вагоне поезда, когда ехал сюда, к нам.

- И кому же?

- Мне.

- Во как! Неужели? Что-то не припоминаю. Но даже если и допустить этот бред, то разве не должен я высказать свое желание перед остальными членами «корабля»? Разве они не должны его услышать? Ребята, он вас обманул, никакого согласия я не давал, и этот ритуал незаконный! Я заявляю это во всеуслышание!

Зал загудел. К Андрею дернулись двое подручных бритолобого явно с целью стукнуть того как следует по башке.

- Стойте, стойте, вы чего? А вдруг я передумаю и захочу, а? Давайте хоть поговорим. Вы растолкуйте мне, может, я чего-то не понимаю, а вы сразу кидаетесь. - Андрей натурально изобразил испуг, потому что любые действия сектантов могут сбросить или сдвинуть белое покрывало, под которым он уже почти освободил руки.

- Оставьте его! Сей скверный нуждается в просвещении.

Главарь секты знаком руки усадил всех присутствующих на лавки, размышляя при этом: «Ладно, почему бы не поговорить. Лишних полчаса ничего не испортят. Трындеть - не руками махать, здесь мы его уделаем. Да и братии будет урок». Отошли и сели оба прислужника. Вместо них он призвал к себе худого невысокого мужика с умными глазами. Видимо, в помощники. - Вот, неофит, наш брат Трофим ответит на все твои вопросы.

«Брат» Трофим смиренно поклонился Андрею.

- Расскажите, на чем основана ваша вера.

- Исключительно на Святом Писании, брат. Прежде всего, это Евангелие от Марка, глава 18, стихи 7-9: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше войти тебе в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную».

Торжественно процитировав отрывок из Евангелия, мужик снисходительно посмотрел на раскоряченного в кресле Андрея. Смотрел на него и бритолобый, как пялились и все присутствующие в зале, а таковых было человек сорок, не меньше.

- Ну? - не выдержал «великий учитель».

- Чего «ну»?

- Говори, спрашивай, не молчи, потому как если молчишь - значит, согласен. Ну а если согласен, тогда чего ждать?

- Слушай, мы говорим о вере и о Боге, а я, голый, сижу в этом женском смотровом кресле. Ты вот про кощунство говорил, а разве такая ситуация тебе не кажется кощунственной, комичной, нелепой, не соответствующей духу разговора? Развяжи меня.

- Э-э, нет. Посиди так. Тем более, что если, как ты говоришь, ты читал о нас, то должен знать, что неофита при посвящении и очищении садят на стул лицом к двери и накрывают его белым платом. Что мы и сделали. Поэтому или спрашивай или мы приступим.