Лев Пучков - Полигон смерти

— Готов, — ответил Феликс.

— Да с утра ещё готов, — буркнул химик.

— На три счёта, — скомандовал ЧП. — 23… 24… 25… ГАЗУ!

ЧП нажал на красную кнопку.

У блок-поста раздался мягкий хлопок, оба внедорожника подпрыгнули и тотчас же окутались дымом.

Спустя пару минут дым рассеялся и стало видно, что вокруг машин собралась толпа: отовсюду сбегались военные, чтобы помочь раненым.

— Взаимовыручка, однако, — одобрительно хмыкнул ЧП. — Прекрасные, прекрасные традиции в нашей Армии!

Ещё через пару минут люди возле машин стали хвататься за горло и падать, как снопы, вповалку, задыхаясь и заходясь в страшных судорогах.

Впрочем, судорог в бинокль видно не было, однако ЧП не понаслышке знал симптоматику отравления фосгеном и легко мог додумать, что там сейчас происходит.

ЧП вернулся к вездеходу, посмотрел изображение на ноутбуке.

На западной околице Макеевки была примерно такая же картина: большинство бойцов уже лежали вповалку, и только несколько человек, облачённых в противогазы, судя по характерным движениям, резво бежали прочь. ЧП дождался обновления картинки: да, убегали они, самые жизнеспособные и опытные, и никто не пытался помочь надышавшимся отравой товарищам.

— «эФ», как там у тебя? — запросил ЧП.

— Полная дезинсекция, — доложил Феликс. — Ветер дует от нас, но…

— Да, уматывайте оттуда, — распорядился ЧП, жестом показывая старшему на «фильтре», что пора сворачиваться. — Спасибо за работу, на сегодня — всё…

Помнится, Нинель сказала «…если не найдём хирурга, буду оперировать сама».

Безусловно, такая решительность делает ей честь, но… всё говорит за то, что если бы не Воробьёв, мы, скорее всего, Катю бы потеряли.

Операция была сложной: долгой, трудоёмкой, нервной. Воробьёв много ругался матом, долго и кропотливо трудился, курил прямо в операционной и периодически прикладывался к баклажке со спиртом — в итоге смертельно устал сам и вусмерть загонял всех ассистентов (помимо Нинели, ему помогали две женщины и один из наших крепышей).

То есть если эта операция оказалась сложной для такого опытного хирурга с колоссальной практикой, нетрудно себе представить, как бы с ней справилась Нинель, врач «Скорой помощи».

В общем, земной поклон Воробью: сработал и за себя, и за анестезиолога, и за весь недостающий персонал, а также перекрыл своим мастерством все неудобства обстановки и тяготы тотальной разрухи.

После недолгих дебатов вопрос о месте госпитализации был решен в пользу «Уютного Местечка». Нинель сказала, что Виталик всё равно костьми ляжет, чтобы Катю перевезли к ним, так что не стоит её лишний раз таскать по лестницам, а надо сразу доставить в конечный пункт. Кроме того, Нинель резонно напомнила о сопутствующих факторах, имеющих немаловажное значение для душевного комфорта и, как следствие, для скорейшего выздоровления. Катя ещё долго не захочет войти в свою квартиру, где погибла мать и где с ней случилось вся эта мерзость. Лестничная клетка, подъезд, даже сам дом и соседи будут постоянно напоминать ей о психотравмирующих событиях.

Транспортировка получилась под стать операции — долгой и утомительной. Катю тащили с черепашьей скоростью, боясь лишний раз потревожить, встряхнуть или неловко дёрнуть волокушу, и на деле выходило, что не шли, а буквально крались, как разведчики за линией фронта, под самым носом у врага.

Настроение, однако, у всех было приподнятое.

Большое дело сделали. В таком бардаке и разрухе, в разграбленной и разгромленной больнице организовали такую сложную операцию. Все поучаствовали, все молодцы! Воробья отыскали, дизель приволокли, лекарства добыли с боем (и это не метафора).

В общем, есть чему радоваться, спасли человека.

В отличие от всех прочих, Иван радовался вполуха-вполглаза, или, если как следует приглядеться, не радовался вовсе.

Он был хмур, выглядел встревоженным и всю дорогу настороженно озирался. А когда мы останавливались на пересменку тягловой силы, Иван пристально всматривался вдаль, словно ожидая увидеть там что-то неприятное и опасное.

Я прекрасно понимал, в чём дело, и догадывался, чем вызвана его тревога и озабоченность.

После дня нахождения в разгромленной больнице, а паче всего после посещения «армянского дома» у Ивана, как у руководителя домовой коммуны (читай, у главаря разношёрстной компании, в которой на три десятка человек приходится трое-четверо ограниченно боеспособных мужчин) сформировалось чёткое представление о том, что «курки», до недавнего времени представлявшие этакую отстранённую и эфемерную опасность, на самом деле — страшная реальность. Это организованная и вооружённая сила, которая, коль скоро ей это понадобится, может запросто вырезать целые дома. И эта сила не где-то там в неведомых краях, а вот тут, прямо под боком.