Лев Пучков - Полигон смерти

Уснул я быстро, как в омут провалился. Набегался, устал, переволновался, да и релаксанта во мне сидело как минимум пара доз для среднего пациента.

Спустя какое-то время, очевидно, под наплывом эмоций и переживаний, был мне ниспослан свыше (или сниже?) чудесный эротический сон.

Снился мне пышный бюст Нинели. Но отнюдь не в виде миража, не в сказочной дымке, на предельной дистанции визуального контакта, а в самой что ни на есть непосредственной близости.

И дозволено мне было с этим восхитительным бюстом вытворять всё что душа пожелает.

И разумеется, я воспользовался этим дозволением в полной мере и допустил в отношении него (бюста) самый изощрённый произвол и волюнтаризм.

Ну и не только в отношении бюста.

Сон ведь, а во сне всё можно.

Ощущал я себя… ммм… пожалуй, мустангом, ага.

Этаким богатырским фантастическим мустангом, кроющим не отдельно взятую кобылицу, а, пожалуй, сразу весь табун, или даже всю прерию в один присест.

И мчался я галопом к умопомрачительно яркому финишу, радостно крича в голос, под аккомпанемент ответных сладостных воплей и каких-то сторонних реплик на заднем плане:

— Это что там у них такое? Убивают кого?

— Скажешь тоже — «убивают»… Это московский художник Нинку пришпоривает!

— Ух ты, какой шустрый художник!

— Эт-точно…

Когда я более-менее пришел в себя, стало понятно, что это вовсе не сон, а самая что ни на есть похотливая явь. Мы с Нинелью проникновенно и неистово скакали на кровати, как будто это была и не кровать вовсе, а гимнастический батут, при этом синхронно покрикивали в такт нашим слаженным движениям, и остановить этот галоп не было никакой возможности, разве что убить нас обоих одним выстрелом из трехлинейки.

Вскоре, как и следовало ожидать, всё кончилось — очень бурно и взаимообразно: у нас с Нинелью по этой части получилась удивительная синхронность.

Окончательно обретя ясность мышления, я не стал терзать себя угрызениями совести и сделал неожиданно-предутренний вывод: мне нравятся пышки!

По сравнению с нашими заморенными диетой куклами-драчуклами с их эрзац-страстью и фальшивыми псевдоэротическими стенаниями провинциальные пышки просто вне конкуренции. Такой трогательной искренности и огненной экспрессии хватит на добрую дюжину субтильных клубных нимф, а то и на пару дюжин.

Резюме: да здравствуют пышки!

В общем, всё получилось прекрасно и вдохновенно…

Единственно, запоздалым отголоском возник вполне житейский вопрос: ну и где логика? Нинель вроде бы так старалась для Кати, всячески способствовала завязыванию наших отношений (с Катей) и вдруг…

— Слушай…

— Мрр?

— А ты как здесь?..

— А это, между прочим, моя комната. Я тут выросла.

— Нет, я понял, но… Мы же вроде договорились, что я буду один.

— Да просто забыла, забрела нечаянно… Мрр?

— Ты уверена, что мы всё сделали правильно?

— А тебе что, не понравилось?

— Насчёт «понравилось — не понравилось», думаю, ты сама всё почувствовала…

— Ну так и…

— Я не то имел в виду. Мы вроде как с Катей…

— И как это вам теперь помешает? На тебя что, штамп поставили «был с другой»? Или на мне все силы кончились? Завтра восстановишься, и будешь как огурчик. А я никому не скажу. Сам понимаешь, не в моих интересах.

— Да, но…

— Что?

— Там какие-то люди шептались. По-моему, всё было слышно…

— Насчёт этого ты не переживай. Это наши люди, я с ними разберусь.

— Уверена?

— Уверена. Спи давай, уже утро скоро.

Ну и ладно. Я с удовольствием прижался к роскошному бюсту и тотчас же забылся блаженным сном младенца. И откуда-то из глубин моего ошарашенного мировосприятия рыжий чёрт-соблазнитель тихонько мурлыкал мне колыбельную:

Спал я чутко и тревожно.

После ударных экзерциций с Нинелью вроде бы следовало с головой погрузиться в царство Морфея, но где-то в недрах моего организма включился сторожевой пункт, и сквозь сон я слышал все звуки, доносившиеся со двора.

Звуки, скажу я вам, были совсем не праздничные.

Машины во дворе то и дело пищали и улюлюкали сигнализацией, слышны были какие-то удары и скрежет, а также крики разной степени дальности, но все примерно с одним подтекстом: похоже, кого-то сначала ловили, потом били, местами жестоко, навынос. Где-то вдалеке стреляли, несколько раз хорошо бухнуло, то ли гранатами, то ли особо тяжкими петардами, и всю ночь напролет по всей округе жутко выли и лаяли собаки. Возникало такое ощущение, что это не промышленный городок (ни зелени ни лесов), а заброшенный посёлок в дремучей тайге, где дворовые псы загодя отпевают свои лохматые души в предчувствии нашествия дикого зверья.