Баян Ширянов: Последняя битва Пономаря

– Я уже обещал.

Репей несколько секунд соображал:

– Ну, коли уж обещал, – вдруг с приторной сладостью в голосе проговорил зек, – то делать нечего. Но тогда давай покумекаем, что ты можешь, – Репей сделал ударение на этом слове, – дать на подъем…

– Ну… Пару-тройку сигарет. – Предложил Грибоконь.

– Что??!! – Теперь блатной разъярился всерьез. – Издеваешься?!

– Нет. – Промямлил Михаил Львович.

– Пять пачек! С фильтром! Понял?!

Экстрасенс видел, как от этого заключенного исходят темно-бордовые волны агрессивной энергетики. Он уже захлебывался в них, но что-то внутри дало вдруг силу воспротивиться этим подавляющим волю эманациям, и Грибоконь вымолвил:

– Нет.

Блатной внезапно отступил. Он сел на кровать и, несколько секунд посверлив Шамана ненавидящим взглядом, процедил:

– Ты об этом еще сто раз пожалеешь… – И отвернулся.

Мгновение помедлив, словно ожидая какой-то реплики Репья, которая превратит эту ситуацию в неудачную шутку, Михаил Львович развернулся и направился на свое место.

Потом, после ужина, уже перезнакомившись с земляками-москвичами, Грибоконь посидел в пэвээрке, комнате политико-воспитательной работы, посмотрел телевизор, полистал подшивки газет. Завтра надо было выходить на работу, а он еще не знал, куда его распределят и эта неопределенность пугала Михаила Львовича, уже привыкшего за месяцы тюрьмы, что любое «завтра» будет совершенно неотличимо от серого «сегодня».

Перед отбоем Шаман пошел умыться на ночь. В умывальнике стояла небольшая компания блатных. Они весело о чем-то переговаривались, курили, не обращая, казалось, никакого внимания на окружающее. Но Михаилу Львовичу сразу стало не по себе.

Все умывальники, кроме одного оказались заняты. А на том свободном, на самом краю раковины, лежал, слегка покачиваясь, большой кусок розового мыла. Достаточно было самого легкого толчка, и кусок упал бы на кафельный пол.

– Мужики, чье мыло? – Громко спросил Грибоконь.

Умывающиеся покосились на Шамана, но никто не ответил. Тогда Михаил Львович взял кусок, чтобы положить его на ребристое подобие мыльницы около крана и тут же его окликнули блатные:

– Эй, бычара, ты чо, мыло закрысить собрался?

– Нет. – Твердо ответил Грибоконь. – Я собрался его переложить.

– Да кто ты такой, чтобы мое чистое мыло лапать своими вонючими пакшами? – От блатных отделился один, напоминающий лысого орангутанга. У него в руке вдруг оказалось скрученное в тугой жгут полотенце. В массивной кисти обезьяноподобного оно тут же закрутилось, словно вентилятор.

Грибоконь отступил на шаг и оглянулся. В умывальнике больше никого не было, а еще один блатной уже успел продеть в дверную ручку ножку от стула. Михаил Львович оказался заперт наедине с тремя громилами.

Они молча надвигались на него и улыбались, показывая то ли золотые, то ли рандолевые фиксы.

– Ну, Шаман, пивка хочешь? – Лысая горилла резко замахнулась, Грибоконь, пытаясь защититься, машинально вскинул руки, и в тот же момент сразу двое ударили его полотенцами по бокам…

1.

По одному пациенты проходили через узкую дверь. Их встречал Игорь Сергеевич Дарофеев, такой же подтянутый, в неизменном накрахмаленном белоснежном халате, как и на десятках фотографий, которые в обилии покрывали несколько стендов по стенам Центра Традиционной народной медицины.

Больные проходили в небольшой зал, рассаживались по стульям. Некоторые, не успевшие еще наговориться в коридоре, в ожидании сеанса, продолжали тихо беседовать, спеша доделиться впечатлениями от работы целителя.

– Минуточку внимания. – Дарофеев встал посреди комнаты. – Сегодня я проведу с вами сеанс целительства. Я вижу несколько новых лиц и должен предупредить: во время сеанса я рекомендую закрыть глаза, сесть поудобнее и воздерживаться от комментариев.

Итак, начнем…

Целитель включил магнитофон и из динамиков, сначала еле слышно, а потом все громче, заструилась мягкая обволакивающая музыка. Мало кто знал, да и Игорь Сергеевич не афишировал этого, что он сам писал музыку для сеансов. Использовался для этого недавно приобретенный компьютер. И программа, позволяющая записывать музыкальные сочинения, появилась на нем одной из первых.

Еще с минуту в звуки из магнитофона вплетался скрип стульев и легкое сопение. Но вскоре посторонние шумы стихли, и Дарофеев приступил к сеансу целительства.

Игорь Сергеевич видел, что некоторые из пациентов еще не расслабились и поэтому начал с того, что он называл «представлением». Встав у стены, целитель сначала воздел руки к потолку, потом начал их медленно опускать. Затем он сделал несколько плавных круговых движений, словно плыл в чем-то вязком.