Андрей Молчанов - Золотая акула

Истинно сказано: капля точит и камень. Все слезы Фиры Моисеевны, все многолетние ее хождения по фирмам, офисам, производствам и складам сконцентрировались в какой-то момент на пятачке московской земли, где дрожало от усилий мощнейших насосов древнее архитектурное сооружение, на которое пялились дольщики-вкладчики с искаженными злобной растерянностью физиономиями.

– Хорошо, что мы с тобой еще попали на сто тысяч! – горячо восклицал Соломоша. – Карга непременно требовала все двести! Я сослался на временное отсутствие средств…

– В этом твоя большая заслуга, приятель, – сказал я. – Только при чем тут местоимение «мы»? Ты же замечательно владеешь русским…

– Но…

– Ты советовался со мной? Я давал согласие? Или ты экономил наши общие средства на дорогостоящий звонок в Нью-Йорк?

– Но мы же компаньоны! – выпучил светящиеся негодованием глаза Соломон. – И наша сила в готовности к облому, ты сам говорил…

– Соломон, – сказал я, поморщившись. – Здесь не сцена, аплодисментов не предвидится, а посему, будь добр, сделай одолжение…

– Какое?

– Поставь меня на свое место, а себя на мое. И представь, каким бы в таком случае получился разговор. Только объективно представь… Ага? – Я пожал его мертвую руку. – Пока. Очень хочу спать. Перелет меня доконал. Что касается тебя – умолчу.

Тут я не без некоторого даже удовлетворения вспомнил, что доля партнера за операцию с «линкольнами» находится на моем личном счете и до нее ему не добраться.

Наверное, об этом же подумалось и Соломону, лицо которого приобрело трупный землистый оттенок, а кончик носа, заострившись, отмороженно побелел.

Я поспешил удалиться, сознавая удрученно, что Соломошино нытье по поводу моей «некорпоративности» мне предстоит выслушивать теперь, как домохозяйке кухонную радиоточку.

Однако нытье предстояло претерпеть. Да и не привыкать!

Спустя полторы недели мы трое, Соломон, Тофик и я – олицетворение интернационализма религиозного, национального и делового, – прибыли в питерский порт за доставленными туда автомобилями.

В зале толклась целая рота водил и охранников, составлявших, как я сразу уяснил, боевую когорту кавказской группировки – заказчика лимузинов.

Необыкновенно любезный таможенник, в чьей ладони буквально растаяла стодолларовая купюра, заверил нас, что все документы в порядке; лебезя, раскланялся с Тофиком, выступавшим в роли получателя, затем осведомился, кто такой я, и, услышав, что, дескать, отправитель, заулыбался еще лучезарнее, предлагая нам поставить подписи на паспорте прибывшего груза и незамедлительно осмотреть его комплектность и целостность.

После нас пригласили пройти в недра каких-то служебных помещений через обнесенный сеткой дворик с кофейного цвета лужами, замызганными дворнягами, сидевшей на табурете у обшарпанной, подпертой метлой двери и сонно взиравшей на мир сторожихой-бабулей, одетой в черную, с зелеными петлицами шинель и в валенки с галошами.

Эта идиллическая картина на общем фоне солнечного мартовского денька сменилась последовавшими за ней кадрами некоего детективного кино, чей сюжет стремительно развился за той самой облезлой дверью: мы очутились в помещении, напоминавшем некий склад, где стояли два «линкольна» с распахнутыми, лишенными обшивок дверьми; в одной из машин храпел, откинув загривок на подголовник, грузный тип с короткой стрижкой, из наплечной кобуры которого вылезала рукоять пистолета; щелкала фотовспышка, на передвижных столиках громоздилась неизвестного, но наверняка специального назначения аппаратура, толпились лица в милицейской, таможенной и военной униформах, и до меня сразу же дошло: западня!

Попали!

Далее нам с Тофиком объяснили, что российскими компетентными органами задержана находящаяся в бензобаках двух машин контрабанда в виде двадцати килограммов качественного кокаина, которая будет предъявлена нам для ознакомления в присутствии понятых.

Я моментально припомнил Аслана, Валеру-Уолтера, снятые с «линкольнов» бензобаки с микротрещинами…

Ну, падлы! Ну, удружили!

Я поискал взглядом испарившегося в никуда приторного таможенника, содравшего с нас взятку. Особой неприязни к нему я не испытывал. Парень, в конце концов, обслужил нас вне очереди. А сто долларов не являлись причиной, способной противоречить его основному бизнесу – то есть быть блюстителем закона. Кроме того, не будь этого основного бизнеса, он не имел бы побочных доходов, но главное его дело состояло в том, чтобы исполнять приказы и распоряжения тех, кто сделал своим бизнесом охрану государственной и общественной безопасности. А к побочным доходам тех сиятельных лиц настоящий эпизод, видимо, на сей раз отношения не имел.