Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора

– Спите, что ли? – с неуместной после устроенного им концерта жизнерадостностью воскликнул незнакомец. – Принимайте гостей! Нас не ждали, а мы при… – Он осекся на полуслове и с удивлением всмотрелся в лицо Андрея Константиновича. – Позвольте, – сказал он другим, осторожным и где-то даже подозрительным тоном, – а где Иван Семенович?

– Какой Иван Семенович? – спросил Тульчин.

Ему пришлось приложить усилие, чтобы сдержать облегченный вздох. Носить темные очки в солнечную погоду – это нормально, потому что они, очки, для того и предназначены. И ездить на новеньком черном «БМВ» тоже вполне нормально – во всяком случае для человека, который может позволить себе такую роскошь. Пуганая ворона куста боится, подумал генерал. Ты гляди, как быстро эти сволочи сделали из меня пуганую ворону!

– Как – какой? – удивился приезжий. – Хозяин…

– Я хозяин, – сообщил Андрей Константинович. – С момента постройки дома и до сего дня.

– Это разве не Сковородниковых дача? – растерянно уточнил визитер. – Заблудился я, что ли?

– Факт, заблудились, – сочувственно подтвердил Тульчин. – И заблудились крепко. Я тут всех знаю. Нет в нашем поселке никаких Сковородниковых – ни среди старожилов, ни среди новоселов.

– Как это нет? – окончательно расстроился гость. – Это разве не Овражки?

– Это Сухой Брод, – проинформировал этого горе-навигатора Тульчин. – А Овражки километрах в двадцати отсюда. Это вам надо обратно на трассу, а с трассы повернуть на Золотаревку. Вот за ней и будут ваши Овражки.

– Вот это номер! Вот это я отмочил! – сокрушенно воскликнул незнакомец. В его возгласе генералу почему-то почудилась фальшь, как будто парню уже наскучило ломать комедию: и глупо это все, и до смерти надоело, но доиграть надо, вот он и бредет к финалу – кое-как, через пень колоду, спустя рукава. – Что ж, извините за беспокойство. Спасибо, вразумили дурака. А то так и тыкался бы из калитки в калитку…

– Не за что, – сказал ему в спину Андрей Константинович и уже собрался, было, вернуться к своему плетню, но тут незнакомец, сделав буквально пару шагов по направлению к машине, вдруг резко остановился и, повернувшись к нему лицом, хлопнул себя по лбу ладонью левой руки.

Правая в это время что-то искала за лацканом пиджака.

– Простите великодушно, – сказал этот заплутавший на бескрайних российских просторах тип, – что-то я сегодня… того… Что-то с памятью моей стало! Сухой Брод, говорите?

– Ну да.

– А Тульчин Андрей Константинович – это, часом, не вы? Меня просили кое-что вам передать…

Теперь гость уже откровенно ухмылялся. Стоял он при этом так, что Тульчин, наконец, смог разглядеть не только номер машины, но даже и болтающегося под ветровым стеклом веселого чертика в темных очках.

Дистанция составляла от силы три метра – пустяк, ноль для такого стрелка, как тот, что стоял сейчас напротив Андрея Константиновича, блестя стеклами очков и скаля в издевательской ухмылке крепкие, ровные, желтоватые от табака и кофе зубы. Табельный пистолет остался в сейфе на Лубянке, именной, подаренный коллегами по случаю присвоения генеральского звания, – дома, тоже в сейфе. А пятизарядное охотничье ружье со скользящим затвором находилось тут, на даче – стояло зачехленное в уголке платяного шкафа в спальне на втором этаже. С таким же успехом оно могло находиться на дне реки, в кратере действующего вулкана или на поверхности загадочной планеты Нептун; его могло вообще не существовать в природе, и ничего бы от этого не изменилось – ну, ничегошеньки!

Аллес капут, подумал Андрей Константинович. А молодого командира несут с пробитой головой… Этот не промажет, хоть ты блохой вокруг него скачи!

Рано или поздно прокалываются все. Видимо, генерал Тульчин повторял эту фразу слишком часто – так часто, что она стала для него привычной присказкой, во многом утратив изначальный смысл. А смысл у нее был простой: все – значит все. В том числе и умудренные опытом, облеченные доверием высокого руководства генералы ФСБ.

Он просто не успел кое-что додумать, выстроить логическую цепочку до конца. В ней не хватало всего одного малюсенького звена, и этот мелкий просчет вышел ему боком.

Родившаяся у него буквально несколько минут назад версия, согласно которой генерал Потапчук намеренно подставлялся, громоздя до небес улики и доводя ситуацию, а вместе с ней и все подозрения в свой адрес, до явного абсурда, была хороша, с какой стороны ни глянь. Андрей Константинович не сообразил лишь одного: его собственная безвременная кончина от руки киллера в темных очках превосходно укладывается в рамки этой блестящей версии. Потому что она так же, если не более, выгодна Потапчуку, как любая другая из уже произошедших смертей. Она ему так очевидно на руку – если со следователем не удается договориться по-хорошему, его надо шлепнуть, да и под арест Федора Филипповича посадил, в конечном счете, он, генерал Тульчин, – что любой здравомыслящий человек поневоле усомнится в его виновности. А раз так, почему бы и в самом деле не шлепнуть бывшего приятеля? Семь бед – один ответ; чем хуже, тем лучше. А заодно и душу отведем: будешь знать, как копать под старых боевых товарищей!