Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора

Экран погас, в кабинете беззвучно вспыхнул свет, после почти полной темноты показавшийся нестерпимо ярким. Присутствующие задвигались, щурясь и прикрывая глаза руками. Генерал, сидевший за своим столом вполоборота, чтобы видеть расположенный в углу экран, развернулся вместе с вертящимся креслом и, положив подбородок на сцепленные в замок ладони, исподлобья воззрился на своих подчиненных, что разместились по обеим сторонам длинного стола для совещаний.

– Как видите, – повторил он, – плясать опять приходится от самой печки. Кто-нибудь хочет высказаться? Ты, майор? Валяй.

Обращение на «ты», означавшее, что его неуместная выходка с цитированием детского стишка про зайчика если не забыта, то, по крайней мере, прощена, приободрило майора. Он был сравнительно молодой, не старше тридцати пяти, высокий, спортивный и со стороны более всего напоминал успешного менеджера среднего звена, работающего в крупной нефтяной компании – был одет с иголочки, идеально подстрижен и ухожен. Из-под белоснежной манжеты на его левом запястье скромно выглядывали швейцарские часы в массивном золотом корпусе, а смешанный аромат дорого табака и элитного французского парфюма образовывал как бы его собственную, личную атмосферу, благоухающим облачком окутывавшую всякого, кто оказывался от майора на расстоянии двух метров. Злые языки поговаривали, что он делает маникюр; взглянув на его ногти, в это было нетрудно поверить, что, в свою очередь, пробуждало желание проверить правдивость распространяемых теми же языками слухов о педикюре. Фамилия его была Барабанов; генерал Тульчин прощал ему многое, потому что работником он был хорошим.

– Почему же от печки? – пожав широкими плечами, казавшимися еще шире из-за отменно сидящего дорогого пиджака, возразил генералу майор Барабанов. – Благодаря Струпу мы уже недурно разобрались во взаимоотношениях задействованных в организации трафика групп и лиц, многих знаем в лицо и поименно… Если груз не похищен…

– Найти его не удалось, – сказал генерал, – и все косвенно указывает на то, что его просто уничтожили. Оружие убитых, деньги, документы, лодки – все осталось на месте. Разбойники и мародеры так не действуют, эти не побрезговали бы ничем – кроме, разве что, носков да нижнего белья.

– Независимо от судьбы груза, который все-таки могли присвоить, это говорит в пользу моей версии, – заявил Барабанов.

– И в чем же она заключается?

– Внутренние разборки, – сказал майор. – Возможно, это попытка вытеснить Бурого с его бригадой из бизнеса, а может быть, обыкновенная месть – деньгами с кем-нибудь не поделился или еще каким-то образом наступил на больную мозоль… Надо просто передать Струпу, чтобы держал ушки на макушке. Рано или поздно тот, кто организовал эту бойню, себя проявит.

– Струп и без наших указаний держит ушки в надлежащем положении, – заметил один из участников совещания – рано поседевший, но не утративший хищной мужской красоты подполковник Федосеев. – Еще немного, и они у него на темечке в косичку заплетутся. Если там, на маршруте, произойдет что-то достойное внимания, он это не пропустит.

– Тем не менее, отправить ему сообщение необходимо, – сказал генерал. – Хотя твоя версия, майор, оригинальностью, прямо скажем, не блещет. Прямо на поверхности лежит, наклоняйся и бери…

– Бритва Оккама, – быстро возразил строптивый Барабанов, – принцип экономии мышления. Он гласит, что не надо без необходимости умножать сущности. Говоря простыми словами, если впотьмах, да еще и спьяну, треснулся лбом о косяк, для объяснения этого происшествия не следует приплетать божий промысел, нечистую силу или, скажем, инопланетян.

– Я знаю, что такое бритва Оккама, – недовольно проворчал Тульчин. – Хотя в твой интерпретации данный философский постулат звучит достаточно свежо и необычно. И все же я попросил бы всех – и тебя, майор, в том числе, – напрячь умственные способности. Причем хотелось бы, чтобы результатом этого напряжения стали нормальные, жизнеспособные рабочие версии, а не словоблудие а-ля Валерий Игоревич Барабанов. Ну?

– Народный мститель, – после довольно продолжительной паузы предположил один из оперативников. По кабинету пронесся невнятный шум, в котором без труда можно было различить насмешливое фырканье, откровенное хихиканье и отпускаемые вполголоса саркастические реплики: «Дубровский» и «Робин Гуд».

– М-да, – сказал генерал. – Я же просил сосредоточиться!