Андрей Дышев - Закон волка

Вскоре под нами среди деревьев вспыхнули огни фонарей. Похоже, что нас принялись искать по-настоящему. Анна нащупала в темноте мою руку и крепко сжала ее. Ей было страшно. Она устала. Этим движением она умоляла меня не испытывать больше судьбу и как можно быстрее уносить отсюда ноги.

Не выпрямляясь в полный рост, я отполз назад и стал рассматривать стену, залитую голубоватым лунным светом. При наличии трех десятков метров веревки, десятка крюков и карабинов взобраться на эту стену было бы делом элементарным даже для Анны, привыкшей передвигаться только по горизонтальной плоскости. За неимением страховки приходилось рассчитывать только на везение — Анна была спортивной девушкой, весьма отважной, но малоопытной, а этого набора качеств было вполне достаточно, чтобы быстро распрощаться с жизнью.

Я потянул ее за ногу. Пятясь, она подползла ко мне и неожиданно обняла за шею и крепко поцеловала. «Плохой признак», — подумал я. Запас ее женского мужества, извините за каламбур, иссяк. Женщина хочет любви и ласки, когда подсознательно ищет защиты.

«Плохой признак? — размышлял я над своим выводом, когда мы отыскали темный, как шахта, камин с гладким, отшлифованным весенними и дождевыми потоками дном и пошли по нему вверх. — Что ж плохого в том, что Анна, вопреки всему, остается женщиной, что способна, как прежде, по-женски чувствовать и реагировать на эту жизнь? Мне, конечно, было бы лучше, чтоб на ее месте оказался мужик, умеющий, как и я, в нужном месте и в нужное время ломать челюсти». Мне было бы лучше? — Подай мне руку, — попросила Анна. Увлекшись, я забыл о ней. Она не поспевала за мной. Мужик бы поспевал. Он, возможно, смог бы вытащить меня отсюда на себе. А вот Анна, если, к примеру, меня бы ранили, не смогла бы… Господи, о чем я?!

Я даже остановился, и Анна, не заметив этого, уперлась головой мне в поясницу. «О чем я думаю? — мысленно повторил я. — Чистейшей воды бред! Логика безнадежно больного, порочного и примитивного человека! С бабой хуже потому, что она не затащит меня на гору на себе!

Ха-ха! Я уже не могу думать о жизни иначе, как о перманентно происходящих мордобое, убийствах, стрельбе, взломах, угонах и опять мордобое, убийствах… »

— Чего ты все время хмыкаешь? — спросила Анна.

«Но ведь я сам, по своей воле не хочу расстаться с этой стороной жизни, — думал я. — Как будто не существует нормальной стороны, где царят другие законы и другие отношения между людьми. Мне как будто не хватает времени подумать о своем будущем, будто криминальный мир — это мой крест, который я почему-то должен нести на себе до скончания своего века. Кто сказал, что я должен этим заниматься? Я! Я сам втемяшил себе в голову, что это мой удел, мое призвание, моя вечная вредная привычка. Глупость! У меня есть дом, у меня есть желание ловить рыбу, копать землю, водить яхту, иметь семью, в конце концов! У меня есть женщина, которая любит меня уже много лет… »

Я остановился и повернулся к Анне.

— Ты чего? — спросила она.

Я приподнял ее под руки и поставил на маленькую ступеньку, выточенную в камне водой. Места на ней было мало, и Анна встала на цыпочки. Я обнял и поцеловал ее, как сделала она полчаса назад.

— По-моему, пора ставить точку, — сказал я.

Крохотный бронзовый жучок, словно оживший и сбежавший с брошки, пытался по хвойной игле добраться до неба. Оно было низким, даже гребня Роман-Коша не было видно из-за облаков, но все равно бесконечно недостижимым для красивой нелетающей букашки, весь смысл жизни которой сводился к безнадежным попыткам подняться выше всех…

Я смахнул жука в траву, чтобы он вследствие особого усердия не свалился на лицо спящей Анны. Было около шести утра, точнее, мои часы показывали 5. 47. Но времени суток и вообще времени здесь как бы не существовало. Под балконом, на котором мы спали, должно было ослепительно сверкать гигантским зеркалом море, а лес на склонах горы — напоминать мягкий ворсистый ковер, по которому нестерпимо хотелось бы пройтись босиком, а по прибрежным холмам должны быть раскиданы белые кубики домов Алушты, и каждое окно, словно крохотный кристалл, — лучезарить отраженным светом. Но всего этого не было. Сразу под нами — казалось, можно дотянуться рукой, — покачиваясь, киселем сползая со склонов, беззвучно дышало матовое море облаков. Оно отрезало от нас весь мир, оставив нам небольшой клочок альпийского луга с давно высохшей травой и белыми угловатыми камнями, торчащими, словно зубы древних ящеров. И на этом бесцветном, лишенном звуков и какого-либо движения диком острове мы были втроем: Анна, я и бронзовый жук, спрятавшийся где-то рядом.