Андрей Дышев - Закон волка

— Я не смогу… Плыви один! — выплевывая воду, крикнула она.

— Рот закрой, а то кишки намочишь! — Я схватил ее за ворот куртки. — Держись за меня. Всего сто метров… Вперед! Руками… как языком…

— Отцепись же!.. Я тебя ненавижу!..

— Будешь орать — получишь!

— Из-за твоей тупости мы здесь…

Мое терпение лопнуло. Я схватил Анну за плечи и окунул с головой. Посчитал до пяти и поднял ее на поверхность. Хватая ртом воздух и не открывая глаз, Анна попыталась дать мне по роже, но я увернулся и снова притопил ее. Отличное радикальное средство против истерики. После третьего сеанса терапии Анна успокоилась и послушно поплыла в сторону острова, к которому, к счастью, нас довольно быстро тащило течением.

Я плыл за Анной, готовый в любую минуту помочь ей справиться с волнами. Мы словно катались с водяной горки: вверх — вниз, вверх — вниз. Разогнавшись на морских просторах, волны на большой скорости обрушивались всей своей массой на черные камни острова, словно штурмовали бастион. Чем ближе подплывали мы к острову, тем отчетливее мы слышали грохот атаки и гул тяжелых камней, содрогающихся под ударами. Остров надвигался на нас, как несущийся на всех парах тепловоз. Анна, интуитивно почувствовав опасность несоизмеримо большую, чем представляли из себя волны, вольно пасущиеся вдалеке от берега, стала часто оглядываться, будто спрашивала: правильно ли мы делаем, что плывем туда? Я не отвечал на этот немой вопрос, потому что ответа не было и быть не могло. Нам не приходилось выбирать. Даже при полном штиле, даже при ясной погоде Анна вряд ли смогла бы доплыть до крымского берега. Нельзя было надеяться и на то, что нас заметит какое-то судно, случайно оказавшееся в этом месте, и поднимет из воды на борт. Потому нам суждено было либо погибнуть, разбившись о камни Дикого острова, либо каким-то чудом выйти на спасительный берег.

Мы уже чувствовали откат волн, проверивших прочность островного бастиона. Ударив по скалам, они отходили назад, словно прицеливаясь для новой атаки, и нас, как солдат, безупречно выполняющих приказ полководца, кидало то вперед, то назад, и с каждым разом мы оказывались все ближе и ближе к серой, покрытой порами, словно срез свежего хлеба, скале. Она стояла на мелководье и принимала на себя самые сокрушительные удары стихии. Разбившиеся волны пеной стекали с тела скалы и, разделившись на два рукава, стремительным потоком устремлялись дальше.

Я обогнал Анну, крикнул ей, чтобы она не отставала ни на метр, и уже не сводил глаз со скалы. Надо было точно попасть в узкую щель между камней, куда после каждого удара устремлялся поток воды. Когда до скалы оставалось всего несколько десятков метров, море перестало считаться с моим намерением и, играясь, приподняло нас метра на три вверх, а затем с нарастающей скоростью понесло прямо на скалу.

Я услышал за своей спиной короткий крик Анны и успел подумать, что именно вот так это случается с людьми, когда они гибнут в прибое. Прекратив бесполезное трепыхание, я машинально выставил вперед ноги, чтобы принять на них чудовищный удар, будто это могло меня спасти, и непроизвольно закрыл глаза. Меня накрыло волной с головой, плавно развернуло, как птицу, встречным потоком, и на скорости, с которой сплавляются с горных рек байдарочники, я проскочил в метре от скалы.

Не веря в чудесное спасение, я выплыл на поверхность и стал крутить головой во все стороны, отыскивая Анну. Животный восторг в связи с собственным спасением быстро сменился страхом за судьбу Анны. Меня медленно несло слабым течением по обширной ванне, огороженной со всех сторон каменным рядом. Я попытался достать ногами дно, и, как ни странно, мне это удалось.

Анна! — крикнул я, но мой голос тотчас утонул в реве прибоя.

Пятясь спиной, я выходил на берег. Анны нигде не было видно. Шатаясь, едва держась на ногах, я снова пошел в воду, упал лицом вниз и поплыл к скале. Я сумел добраться лишь до середины ванны — мощный поток, хлынувший навстречу, оттащил меня на каменную гряду. Держась за скользкий камень, заросший острыми, битые стекла, ракушками, я смотрел пустым взглядом на дикую пляску волн, покрытых пузырями от дождевых капель; раскрыв рот и по-собачьи высунув язык, я глотал воду, стекающую по моему лицу, потом сжал кулаки, застонал и принялся бить море, это ненасытное жестокое чудовище, этого аморфного людоеда без глаз, без головы, без сердца. Я с криком вонзал кулаки в волны, с бешенством одержимого месил воду до тех пор, пока вдруг не услышал совсем рядом тихий стон, замер на мгновение и, помогая руками, полез через каменную гряду на противоположную сторону.