Андрей Дышев - Закон волка

Я выпрямился. Незнакомец уже не вызывал у меня опасений. Если бы он хотел что-нибудь сотворить со мной, то сделал бы это без лишних разговоров.

— Кто вы такой? — спросил я его. — Я никак не могу вас узнать.

— В этом нет ничего странного — здесь совершенно темно, — усмехнулся незнакомец. —

Кроме того, мы ни разу не встречались, хотя… Хотя однажды говорили по телефону.

— Секундочку! — сказал я, бесцеремонно взял незнакомца под локоть и вывел на улицу, чтобы увидеть его лицо в свете фонарей. — Так и есть! Вам повезло, я вас узнал. Ведь вы Виктор Резоевич Гурули? Так сказать, генеральный директор АО «Доброе сердце», или как там — «Сердечная забота»?

Гурули не мог не уловить крепкий запах спиртного, который струился от меня, как выхлоп из автомобиля, и не понять, что я издеваюсь над ним, но ответил очень даже доброжелательно:

— Почему вы говорите «как будто»? Я действительно генеральный директор акционерного общества. Только называется оно «Милосердие». Странно, однако, то, что вы меня узнали. Где вы могли меня видеть?

— На похоронах вашей чрезмерно умной предшественницы.

— Как? И вы там были?

— А чему вы так удивляетесь? Ведь я был страстным поклонником ее коммерческого таланта, одним из ее лучших клиентов. Разве вам надо об этом напоминать?

— Да— Да, — кивнул Гурули, кинул взгляд на автомобиль, затем поднял руку и щелкнул пальцами. — Именно потому я и разыскивал вас сегодня весь день. Я должен…

Молодой человек, вышедший из автомобиля, подошел к нам и протянул Гурули кейс.

— Так вот, — продолжил коммерческий директор, — я должен принести вам свои извинения… — Я чуть было не уточнил: «За то, что вы чуть не ухлопали меня у памятника морскому десанту?» — Может быть, поднимемся к вам?

— Может быть, — ответил я тоном, которым посылают ко всем чертям, и пошел по лестнице вверх. Я сейчас был не в форме, не в том настроении, чтобы заниматься Гурули и решать те ребусы, которые он намеревался мне подкинуть.

Гурули шел за мной совершенно бесшумно.

Любопытные у него были ботиночки — каблуки не стучали по бетонной лестнице, по которой, кажется, стучат даже лапы кошек. Что у него в кейсе? Для чего его «шестерка» передал чемоданчик столь демонстративно?

У своей квартиры я несколько помедлил, затем протянул руку к соседней двери и позвонил. Из Славика, конечно, свидетель тух получится, но выбора не было. Сосед долго не открывал, зато невнятно прокричал из-за двери: «Щас! Не ломись, как жаба в колодец, иду уже!» Появился он на пороге в своем обычном виде: рваная тельняшка, спортивное трико с отвислыми коленями, недельная небритость, глаза ушли в глубь черепа, словно улитка в свою валторну, волосы на голове склеились в многочисленные рожки. Все ясно: человек серьезно посвятил себя любимому занятию. Утром его можно будет пытать, но он не вспомнит, что накануне вечером я потревожил его и что рядом со мной стоял высокий мужчина с тонкой ниточкой усов и серебристым налетом седины на длинных бакенбардах. К счастью, Гурули не был осведомлен о свойствах памяти Славика.

— Это ты звонил мне сегодня утром? — спросил я первое, что пришло мне в голову.

— Я? — переспросил Славик и качнулся назад, словно приготовился к тому, что вслед за моим вопросом последует удар в нос. — Куда звонил? К тебе? Не, не звонил! Это не я. Зачем мне звонить? Ты мне ничего не должен, чтоб я по утрам тебе звонил.

— Да? Странно. Кто ж это звонил? А я подумал, что это ты.

— Не, не я. Зачем мне звонить? Если б был должен…

Гурули, не скрывая, смотрел на меня с насмешкой. Я провернул ключ в замке и зашел в прихожую. Славик прикрыл свою дверь, но не до конца, и следил за нами через щель.

— Прошу, —сказал я коммерческому директору, кивая на диван в комнате, а сам пошел на кухню и, пристроившись у крана, залпом выпил три стакана холодной воды.

Под ногами Гурули поскрипывали половицы. Он ходил по комнате. Я встал в дверях и, прислонившись к косяку, стал сопровождать его взглядом. Генеральный директор с любопытством рассматривал книги в шкафу, фотографии девушек и маленькие этюды, нарисованные Демчуком, которые прикрывали стену, словно марки на почтовом конверте.

— А у вас, оказывается, довольно разносторонние интересы, — сделал он мне комплимент.

— С чего вы взяли?

— Я сужу по книгам и, — он кивнул на стену, — по живописи.

— Картины рисовал не я, книги тоже не я писал.

— Ах, вот в чем дело! Тогда приношу свои соболезнования.