Леонид Влодавец - Выход на бис

Но очень вовремя.

Как раз в тот момент, когда я, прячась в кустах, повернул, башку и поглядел в просвет в листве, там мелькнула пятнистая фигура. Даже в этот момент, однако, я еще не сильно встревожился. Правда, на борту самолета никаких камуфляжников не было, но черт его знает, может, на этом острове какой-нибудь егерь обитает, следящий за тем, чтобы черепах не воровали и не пускали на супчик. И даже обнаружив, что гражданин в камуфляже вооружен — чем именно, с первого раза я не рассмотрел, — еще не совсем обеспокоился. Егерь может быть и с винтарем — браконьеров, скажем, гонять или лишнее поголовье отстреливать.

Тем не менее, после того, как я эту камуфляжку увидел, никакой прыжок уже не мог состояться. То, чем занимались Линда с Хрюшкой, меня перестало интересовать целиком и полностью. Мне не понравилось бы влезать в эту кучу малу даже на глазах у мирного егеря.

Следом за первым между деревьями промелькнул второй, потом третий и четвертый. Шли хорошо, почти беззвучно. Профессионалы. Нет, на участников месячника по борьбе с браконьерством они не походили. А вот на коммандос — очень даже. Хотя времени на то, чтобы как следует разглядеть их, они мне не дали, но кое-какие важные детали я все-таки зафиксировал. Прежде всего оружие. У этих ребят были точно такие же автоматы, как у «джикеев», атаковавших «Торро д'Антильяс». Конечно, эти инструменты могли оказаться у кого угодно, даже у тех же французов, ежели они, скажем, полностью покрошили «джикеев» и прибрали их вещички.

Конечно, могло оказаться и так, что какое-нибудь спецподразделение США проводило здесь плановые тактические занятия по теме «Действия разведгруппы на тропическом острове» (ежели такая тема в ихнем расписании имеется). Но мне не хотелось думать о хорошем. Меня гораздо больше беспокоило то, что меня сейчас обнаружат и лишат свободы. Это как минимум. Те, кому нужны мои мозги, будут брать живьем. Но вот Сергей Николаевич Сорокин, если это, упаси Господь, его бойцы, просто выведет меня в расход, как завещал ему Феликс Эдмундович. Ради светлого будущего человечества. Неясны были и последствия появления здесь людей отца родного. Тут чего хошь дожидайся: может, отеческого поцелуя в лобик, может, пули в то же место, наконец, можно было дождаться и того и другого — последовательность неважна.

Поле зрения через прореху в листве было узкое. Пятнистые больше не показывались. Я растопырил уши как локаторы и пытался хотя бы расслышать, в каком направлении пошли коммандос. А вот хрен расслышишь, когда Ленка с Линдой, балдея от своего извращенства, вопят и пищат, будто их сразу дюжина мужиков имеет.

То, что подкрадываться надо незаметно, хорошо известно грамотным людям. Впрочем, объектом этого самого, по счастью, оказался не я. Камуфляжники, вышли, выражаясь по-военному, «на рубеж кустов» малость левее, чем находился я. Всего в десяти шагах, но левее. Их действительно было четверо. Меня они не заметили, пожалуй, только потому, что я вовремя отодвинул за куст ногу. Причем сделал это не совсем бесшумно, и головорезы не услышали меня только потому, что в этот момент Линда испустила очередной стон.

Сжавшись в комок за кустом, я потерял возможность видеть молодцов, но зато на какое-то время обрел возможность их слышать. Все-таки не дышать они не могли. Да и шаги теперь звучали отчетливо. Например, я даже сумел расчухать, что один из них остался на месте, двое подались дальше влево, а четвертый попер прямо в мою сторону. Видимо, господа решили замкнуть пляжик в полукольцо.

Очень мне это не понравилось. В голове промелькнула трезвая мысль: может, не стоит рыпаться? Ведь шансов на то, что я нужен живым, достаточно много. Сейчас выйдет мужик, обнаружит, наведет пушку для страховки — можно спокойно поднять «хенде хох» и не испытывать угрызений совести. В конце концов, вся ответственность за потерю бдительности лежит не на мне.

В общем, эта здравая мысль не покидала меня почти до того самого момента, пока камуфлированный деятель не подошел вплотную к моему кусту. Именно в этот миг появилась другая мысль, отличавшаяся большей дальновидностью, но и более шальная, поскольку грозила резко отрицательными изменениями в состоянии моего здоровья. Дальновидность заключалась в том, что я очень отчетливо понял: моя башка нужна ненадолго. Выкачают из нее все — и расшибут. Кашку слопал — чашку об пол. И Ленке, кстати, жить дадут ровно столько, сколько она будет расшифровывать кодировку моей памяти.