Поскольку скорость нашей тарахтелки относительно «ирокеза» возросла, то трассы из «узи», нацеленные так, чтобы не зацепить кабину, пришлись аккурат по стеклам и крыше. Десяток свинцовых дурочек дождем пробарабанили по тонкому дюралю и наискось провернули паутинчатые дырки в правом стекле.
— А! — Кеннет подпрыгнул на сиденье впереди меня и обмяк, завалив голову набок, Гил ахнул, схватившись обеими руками за ручку управления, и каким-то невероятным усилием выровнял машину. Из его шеи, наискось пронзенной пулей, ручьем хлестала кровь. Он прохрипел что-то, захлебываясь и разбрызгивая алые капли, и повернул рычажок, включающий автопилот. Это было его последнее движение. После этого Гил ткнулся лицом в приборную доску.
Я в голос выматерился, Ленка тоже завизжала, но это мы просто так, с перепугу — ни ее, ни меня не зацепило.
Тем не менее, ничего хорошего для нас в этой ситуации не было. Вертолет зафиксировался на таком курсе, который минут через десять, от силы пятнадцать, мог вывести нас на горку, торчавшую километрах в тридцати отсюда. Но даже если б нам повезло, то сесть на автопилоте вертолетик не мог. Это ж не «Ка-50», который, говорят, ежели пилота ранили или убили, сам прилетает в исходную точку вылета и зависает в двух метрах над землей, чтобы его можно было поймать за шасси и усадить. Вранье это или правда, не знаю, краем уха слышал. Но тот вертолет, где мы находились, никуда возвращаться не собирался.
— 34-12, — загундосил динамик, — курс 210! Меняйте курс или будете сбиты!
Управлять вертолетами умел Браун. Правда, делал он это последний раз тринадцать лет назад, когда убегал с Марселой от хайдийских полицейских. Я что-то помнил, что-то нет, но делать было нечего. Надо было хотя бы подняться повыше, чтобы перескочить горку, которая неотвратимо надвигалась. Или повернуть от нее.
Короче, я должен был взять управление на себя. Только как это сделать? Труп Гила скорчился в кресле перед Ленкой, а передо мной громоздился стокилограммовый Кеннет, оттащить которого куда-либо было просто невозможно. Кабинка была такая тесная, что даже с живым человеком в ней было трудно разминуться, а уж с неповоротливым мертвецом — и вовсе никак. Оставалось одно — открыть дверцу и просто выпихнуть труп за борт. Жестоко, некультурно, но жить-то хочется…
Больше всего я боялся, чтобы правую дверцу, в которую попало несколько пуль, не заклинило. Но тут Бог был на моей стороне. Перегнувшись через плечо мертвеца, я дотянулся до рукоятки и сдвинул дверь на себя. В кабину ворвался крепкий, тугой поток встречного воздуха, который вообще-то в шортах и рубашке с коротким рукавом воспринимается как холоднющий ветер. У меня аж глаза заслезились, но все-таки я сумел воспользоваться тем, что Кеннет был не пристегнут, и выпихнул его из кабины. Правда, перед этим выдернул из его ладони «ингрем», а из кармана — радиотелефон. Лишь на какую-то секунду у меня возникло сомнение: а не живого ли выкидываю? Но подавить это сомнение оказалось легче легкого. До горы оставалось самое большее пять минут лету.
Задвинув правую дверцу, я услышал из динамика:
— 34-12, отвечайте! 34-12, отвечайте! Что у вас происходит? Можно подумать, что они не видели, как из кабины выбросили труп! Перебравшись на освободившееся место, я первым делом снял с головы Гила гарнитуру, но вступать в переговоры мне было некогда.
Сначала нужно было выдернуть ноги трупа из педалей управления, так как кроссовки Гила фиксировались на педалях эластичными ремешками — что-то типа «Нормы». Я минуту-полторы на этом потерял. После этого настала очередь двери. Вот тут-то и поджидал тот самый, что «подкрался незаметно». Я боялся за правую дверь, в которую несколько пуль попало, а заклинило левую. Одна-единственная девятимиллиметровая дрянь долетела, и надо ж ей было тюкнуть именно в замок! Вмяла, перекосила — дергай сколько хочешь, ни хрена не выйдет. На это бестолковое дерганье я угробил тридцать секунд.
— Правую! Правую открывай! — заорал я Ленке. Наверно, мне, дураку, не надо было ее торопить. Перетащил бы покойника, а уж потом бы выпихивал. Но разве тут сообразишь? Ленка рада стараться — открыла. Но вертолетик-то легонький, а мы на один борт навалили сразу все. И восемьдесят с небольшим моих, и без малого семьдесят Ленкиных, и полных девяносто Гила в убойном весе.
Машина — тут еще и поток воздуха свое аэродинамическое качество добавил — дала правый крен градусов на тридцать. Гила, которому было на это глубоко плевать, повалило на меня, вовсе не хотевшего вылетать из открывшейся двери.
Читать дальше