Александр Чернобук - По ком воют сирены

Хотел на манер голливудских полицейских забросить отекшие ноги на стол, но, передумав, придвинул стул и взгромоздил ноющие конечности на его сиденье. Стол был в два раза выше и, соответственно, усилий нужно было приложить вдвое больше. Это он определил как первую причину изменения своих намерений. Вторую он, немного поколебавшись, сформулировал как непедагогичное поведение — молодежь не стоит учить плохому — сама научится, причем, быстро, качественно и без всякой помощи.

Представитель этой самой молодежи, Никита Карпов, опер того же элитного отдела управления, сидел на стуле, опершись локтями на колени и низко склонив голову. Он отрешенно выпускал узкие струи дыма в пол. Они разбивались о потертый линолеум с рисунком паркета и расползались во все стороны ленивыми волнами.

— Ну, что, лейтенант, таки слабо нам расколоть этого урюка? — нарушил Серегин затянувшееся молчание.

Карпов поднял голову и облокотился на спинку стула. Стул жалобно затрещал. Никита устало улыбнулся:

— Почему слабо? Надо подумать, герр капитан. Если нет результата, значит, что‑то не так делаем. Истина старая.

— Третьи сутки думаем.

— Во–первых, не только думаем, но и что‑то делаем, а во–вторых, — Никита взглянул на часы, — уже четвертые пошли. Полшестого утра, а взяли его мы в одиннадцать вечера третьего дня.

— Семьдесят восемь с половиной часов. Это срок приличный. А результата у нас ноль, — задумчиво протянул капитан, — большой круглый ноль.

— Ну почему ноль? — возразил Карпов. — Приземлили мы его уже плотно. По трем эпизодам жертвы разбойных нападений его опознали, раз. Взяли его с целым арсеналом оружия, два. Сопротивление при задержании он оказывал, две обоймы в меня выстрелял, три.

— Да–да, — иронично усмехнулся Серегин, — это как раз самое важное. Раз, два, три. Именно то, что нам нужно. Приземлить его крепко. А на самом деле все совсем не так, как хотелось бы. Пшик голимый. Терпилы завтра откажутся от показаний. Наверняка. Я думаю, на этот предмет с ними уже беседуют. Охрану к каждому же не приставишь. А посему прессуют их сейчас плотно. Стопудово. Ведь ни одного подельника он не сдал…

— Пока не сдал, — вставил Никита.

Серегин кивнул:

— Пусть будет пока. Хотя я чувствую, не знаю, правда, каким органом, но чувствую, что нам с тобой самим его не расколоть.

— Да? И что?

— И то. Дальше. От арсенала он открестится…

— Каким макаром?

— Ну, скажем, самый простой вариант, — капитан резко склонился над столом и раздавил окурок в пепельнице, — расскажет байку про то, что не знал о его существовании.

— Это как? — опешил Никита.

— А очень просто. Квартира, где его повязали, съемная. Так?

— Так.

— Отпечатков его ни на гранатах, ни на «калашах», ни на упаковке ко всей этой требухе нет. Так?

— Ну–у-у, это еще не все… — недовольно протянул лейтенант, сообразив, куда ведет Серегин.

— Именно. Все ты правильно понимаешь. Так и скажет: «Знать не знаю, ведать не ведаю! Шьете мне тему левую! Не мое это оружие. Хату снял, видать, хозяйское барахло в тюках тех было. Не имею я привычки по чужим вещам шарить! Чего прицепились ко мне‑то с этими автоматами–пистолетами? Базарьте с владельцами жилья». Согласен?

— С очевидными вещами трудно спорить… Если он до них додумается, конечно.

— Не додумается самостоятельно, так подскажут. Найдется кому, не переживай! Я поэтому и не акцентировал на оружии внимания до того, пока эксперты пальчики не откатали. А после ― тем более, чего об этом трепаться — тема дохлая… — Капитан махнул рукой и закурил очередную сигарету.

— Хорошо, — Никита сорвался с места и пружинисто прошелся по комнате, — но отстреливаться за него ведь никто не мог? Правильно? В квартире при задержании он был один, и лупил он на поражение, по–серьезному. У меня в бронике две пули запутались. Еще хорошо, что ПМ. Если б у него волына круче оказалось, вел бы сейчас это дело ты один. С доказухой, конечно, тогда б лучше было — опера при задержании завалить — это не в занавеску высморкаться. Закрыл бы его капитан Серегин надолго. Только я разделить твой триумф с погоста не мог бы.

— Вот, Никита, это и все, что у нас на него есть, — не обращая внимания на патетическое отступление напарника, продолжил развивать свою мысль Виктор. — Пули в твоем бронежилете. Сопротивление при задержании. И все… При хорошем адвокате от силы лет пять ему обломится…

Карпов скривился, как от горькой пилюли, понимающе кивнул: