Михаил Нестеров - Возмездие - никогда не поздно

— За что ты обычно пьешь? — спросил Кравец.

— Я уже давно не пью, я бухаю. Иногда говорю себе: «Вздрогнули». Ну, может быть, за жизнь. А за что еще можно пить здесь? — кивнул головой в сторону кладбища Хэнк. — Не за смерть же. Будешь пить за смерть, она скоро явится за тобой. Ну ладно. — Он опрокинул рюмку в рот и понюхал тыльную сторону ладони.

— Хорошо отбивает запах водки, да?

— Что?

«Наверное, его ладонь воняет дерьмом, — подумал Кравец, — или соплями, которые он вытирал ею каждую минуту».

— Я говорю, после первой не закусываешь?

— Я вообще не закусываю. Последние лет пять или шесть. А может, семь или восемь. Я или ем, или пью.

— Раздельное питание? Поэтому у тебя ни капли жира?

— Не знаю, не знаю. Но ем я много. Могу сожрать палку вареной колбасы и буханку хлеба.

— На спор?

— Почему на спор? Просто когда голодный. Ну, рассказывай, как ты? Погоди-ка, дай-ка я посмотрю на твой шрам. Да-а, — протянул Старый Хэнк, откидывая рукой прядь волос со лба товарища. — После таких ранений не живут. Я видел совсем крохотные раны: под ребрами, допустим. Трехгранная заточка рвет печень, кровь хлещет внутрь, а наружу выливается разве что капля — нехотя, как будто она живая и понимает, что через несколько минут свернется, а потом высохнет, как медуза на солнце. Как ты меня нашел?

— Захотел найти — и нашел. Ты сегодня работаешь?

Хэнк глянул на часы:

— Уже нет. — Он сто раз говорил этому холеному подонку, что не видит беды, если приступит к работе на четверть часа позже — ну, и закончит на полчаса позже. Бесполезно. В ответ сплошные издевательства. А Хэнк проглатывает их. Почему? Он прикипел к этому месту, теперь это его родина. Работа не пыльная, она грязная. Маленький домик, тесное помещение — он как бы привыкает к еще более тесному помещению. Уединение — он к этому стремится каждый божий день, торопится с работы к своему одиночеству. Его одиночество особенное, оно похоже на кошачью стаю, у каждой кошки свой уголок в доме. И едва он переступает порог, они опрометью бегут к нему, жмутся и ласкаются, оттесняя друг друга. В своем доме он живет прошлым, и беседы с самим собой сделали его философом.

— Когда-нибудь я убью эту мразь! Я ему глаза вилкой выколю! Я его живым закопаю! Я… компьютер его разобью!

— Ну, чего ты распалился? Лучше послушай, с кем я столкнулся на днях.

— Ну? — Сергей Хатунцев вдруг подался вперед и обдал бывшего партнера запахом нечищеных, но проспиртованных зубов. — Ты видел Билла?

— В точку попал.

— Черт… И ты не поквитался с ним?

— Только собираюсь это сделать. И рассчитываю на твою помощь. Билл будет искать меня — чтобы опередить. Я поставил себя на его место и другого ответа не нашел. На меня он попытается выйти через нашу опергруппу. И в первую очередь он придет к тебе.

— Почему ко мне?

— Я же пришел.

— Ну да, ну да.

— Устроим ему здесь ловушку.

— Ты обратился по адресу. Я знаю много мест, где можно надежно спрятать труп.

— На это я и рассчитывал. За хлопоты я тебе заплачу.

— Сколько?

— Десять тысяч.

— Десять тысяч баксов, — поставил условие Хэнк, и глаза его блеснули алчностью. — За меньшее я и мухи не прихлопну.

— Договорились.

Хэнк протянул руку, чтобы скрепить сделку рукопожатием, и Кравцу пришлось пожать ее.

— Хочешь, живи здесь, со мной, — предложил Хатунцев. — А можешь занять соседний домик. Одно время я устроил там сральник, но прибраться недолго.

— Нет, — отказался Кравец. — Я сниму угол в другом месте. А ты мне позвонишь, когда Билл придет к тебе. Не думаю, что он собирается убить тебя. Я хотел спросить вот что: ты не знаешь, где остальные парни из нашей опергруппы?

— Нет, — покачал головой Старый Хэнк. — Я не знаю даже, где сам нахожусь, зачем живу. Я часто говорю с Богом…

— Вот как? И что он тебе отвечает?

— Он говорит, что не любит запаха пота. Ненавидит трудяг и без ума от воров и мошенников. Ему по душе запахи пороховой гари, горячей крови, разложившихся трупов. Он любит хор матерей, убивающихся о своих убитых детях…

«Крыша у него поехала, — подумал Кравец. — Чокнутый киллер — что может быть хуже?», а вслух сказал:

— И вот еще что, Хэнк, пока я не забыл. Ты обязательно, обязательно, посчитай ему .

— Посчитать?.. А, вот что ты имеешь в виду…

…Кравец давно ушел, а Старый Хэнк все сидел на том же месте, где попрощался с ним. Последние несколько лет он ждал этой встречи… Во всяком случае, его преследовала острая мысль о неизбежном столкновении с прошлым, как сталкиваются на оживленном проспекте машины. Это сейчас он видел перед собой образ конкретного человека, а еще неделю назад, ворочаясь с боку на бок на жесткой кровати, не мог отделаться от безликого образа, стоявшего у его ног. Так ждут смерти, и вообще, если даже исподволь пытаешься вернуться в прошлое, ты невольно приближаешь будущее — то есть свой конец. Так считал Старый Хэнк, зная о смерти если не все, то очень много.