Ф. Скаген - Виктор! Виктор! Свободное падение

Впрочем, не совсем сам. У пересечения М-4 с М-5 ему пришлось слегка притормозить. На громадных синих щитах белые надписи светились, словно ночное небо. М-4 — УЭЛЬС. А потом: М-4 — ПОЛОСА НА ЛОНДОН. Он выехал на нужную полосу, чуть-чуть повернув рулевое колесо. Отличная машина! Описав длинную дугу, Фрэнк оказался на М-4. Что по одной магистрали ехать, что по другой — никакой разницы, будь то днем или ночью. Та же головокружительная скорость. То же чувство, что все время приближаешься к важной цели. То же ощущение, что делаешь нужное дело.

В самом начале первого ночи он достиг восемнадцатой развязки на М-4 и повернул налево. Не надо забывать, что ему некуда торопиться. Ни в коем случае нельзя упустить этот великолепный шанс, не стоит подвергать себя излишнему риску. В такую божественную ночь полиция вполне может остановить его на шоссе, а ведь у него нет водительских прав. Стрелка спидометра опустилась ниже отметки в пятьдесят миль в час. На белом щите, предупреждающем о повороте направо, Фрэнк прочитал: ЭКТОН ТЭРВИЛЛ. МАЛМСБЕРИ. Если верить карте, Шерстон находится на полпути между этими населенными пунктами. На последнем участке дороги Фрэнку встретилось не более десяти машин.

Он притормозил, когда свет фар выхватил на щите название поселка. ШЕРСТОН. Еще несколько сот метров, и он окажется в центре деревеньки. До поры до времени делать там ему нечего. Медленно проезжая очередной поворот дороги, Фрэнк увидел проем в тянущейся сбоку живой изгороди. Идеальное место для стоянки! Он завел машину в укрытие, выключил передний свет и затушил мотор. Мгновение посидел без движения, чувствуя, как у него пересохло горло. Вокруг ни звука. Даже шороха дождевых капель не слышно. У Фрэнка затряслись руки: он понял, что выходит на след жертвы. Какого-то определенного плана действий он так и не выработал, но ощущал в себе уверенность, что в нужный момент не совершит ошибки. Удача оказалась на его стороне. Завтрашнее воскресенье станет кровавым днем.

За долгие, бесконечные ночи, проведенные в одиночке, Фрэнк научился ждать. Сперва он вылез из машины и помочился. Потом сел на заднее сидение, перекусил и выпил чаю. Он ничуть не испытывал волнения, и когда мимо проехал автомобиль, всего лишь пригнул голову. Наконец он улегся поудобнее, насколько позволяли габариты ложа, натянул на себя плед и заснул. Он был готов действовать.

Уже светало, когда он проснулся. Но не солнце его разбудило. Он услышал шаги по асфальту. Кто-то шел по дороге и вполголоса напевал. Фрэнк надел свои роговые очки. Наручные часы показывали 6:15. Он осторожно приподнял голову и тут же резко ее опустил. Боже милосердный! К нему приближалась молодая женщина в бумазейных брюках. Фрэнк не мог поверить своим глазам. Это была она. Она, жертва, шла прямо навстречу собственной смерти.

ничуть не тревожило предчувствие близкой смерти.

А проснулась она так рано всего лишь по привычке. И только одевшись, вспомнила, что накануне ее терзали противоречивые чувства любви и сомнения. Неужели с ней что-то произошло за время ночного сна? Вчера она была готова поклясться, что человек, живущий в Рэттлбоун коттедж, что-то таит от нее, что писатель вовсе не тот, за кого себя выдает, и старается скрыть свое сомнительное прошлое.

Но вдруг она ошибается? Что если Билл записал стихотворение Гарди просто в шутку или чтобы подвергнуть проверке ее хваленые познания в области литературы? Во всяком случае у нее нет права подозревать его в непорядочности, покуда он не объясниться. Ей не следует забывать, что когда вчера она покидала его дом, в их отношениях не произошло никаких перемен.

Нет, неправда. Перемены произошли, и разительные! Он научил ее, что быть в постели с мужчиной совсем не обязательно означает подвергаться насилию и грубости с его стороны.

Почему же, терзаемая сомнениями, она забыла, как легко и просто он избавил ее от связывающих ее пут? На самом деле она должна испытывать к нему глубокую благодарность. Биллу удалось сделать то, что оказалось не под силу ни психологам, ни миссис Бентли. Он почти совсем освободил ее от страха, сковывавшего ее тело и душу. Она не была уверена, что любит его — ибо даже не представляла себе, в чем выражается это чувство, — но никогда раньше ей не встречался мужчина, который пришелся бы ей по душе больше, чем одинокий поэт. А в том, что он одинок, она как раз ничуть не сомневалась. Он изголодался по общению никак не меньше, чем она сама.