Сергей Самаров - Ураган по имени «Чингисхан»

Последний аргумент для полицейского подполковника оказался решающим. Его голос уже слегка дрожал от холода.

Боевая машина пехоты уже развернулась и встала задом к траншее. Вместе с дождем в траншею стало заносить запах топливной гари. Устюжанин хотел уже было выбраться из траншеи, но Логвинов сам, видимо, сообразил и заглушил двигатель. Кормовые двери открылись, и старший лейтенант приготовился к приему детей.

А Николай Иванович уже подготовил первую группу. Выводил самых маленьких, самых неустойчивых к низкой температуре.

— Пятнадцать человек, — сказал ему Устюжанин.

— Я слышал. Пятнадцать человек.

Виталий Владиславович, решив сам наблюдать за погрузкой, забрался на свой сук, заменивший командиру наблюдательный пункт, и вдруг увидел, что у старшего лейтенанта Логвинова по лбу стекает кровь. Видимо, сильно ударился головой о БМП, когда его свалило ветром.

— Перевязку сделай, не пугай детей! — крикнул он, когда старлей оказался рядом. — Иван Иваныч детей посадит.

Тот согласно кивнул и забрался в машину. Старший прапорщик Шевченко уже вылезал наружу, следом за ним и подполковник Изжогин, непоколебимый под ветром со своим более чем центнером веса. Рядовой Воронов занял место на ящике, чтобы подсаживать детей и передавать их с рук на руки старшему прапорщику…

Махди оставил тубу гранатомета прислоненной к скале, взял у кого-то из рук автомат, поскольку его автомат остался во взорвавшейся машине, и побежал. «Краповый», перед тем как скрыться за холмом, оглянулся через плечо, увидел бегущего за ним Махди, молодого, сильного и здорового, и попытался ковылять быстрее. Но он был обречен, Чингис не сомневался в этом, даже считал милосердным добить такого раненого, чтобы не заставлять того пережить весь ужас медленной гибели в подступающем урагане.

Махди понадобилось чуть больше минуты, чтобы добежать до вершины холма, дать очередь в кого-то, оставшегося в кабине незагоревшегося грузовика. Наверное, там кто-то шевелился. Чингис мысленно похвалил Махди за осторожность. Оставлять врага за спиной, пусть раненого, пусть увечного, было нельзя, тот вполне мог в спину выстрелить. А Махди, взобравшись на вершину, остановился, осмотрелся и, резко скаканув вперед, скрылся из поля зрения. Еще минута прошла, и прозвучал выстрел. Одиночный и громкий. Стреляли явно не из автомата. У автоматных выстрелов треск сухой и не такой раскатистый. Кроме того, Махди, как все бойцы отряда Чингиса, стрелял бы не одиночным выстрелом, а очередью. И, что очень важно, ответной автоматной очереди не раздалось. Чингис сразу понял, что Махди по неопытности попал в беду. Должно быть, у «крапового» было еще какое-то оружие с собой. Махди на себя понадеялся, на свое умение выстрелить первым. Но на самого быстрого стрелка всегда найдется более быстрый, пусть даже и раненый. Скорее всего, Махди не захотел стрелять издалека, решил подойти, чтобы разрядить в грудь «крапового» полный магазин, и нарвался на встречный выстрел. Хотя по звуку определить, что это за оружие, было трудно. Чингис вообще подумал бы, что стреляли из охотничьего ружья, но «краповые» охотничьих ружей не носят. Впрочем, ломать себе голову не стоило, следовало просто сходить туда и посмотреть. И не повторить ошибку молодого парня. Жалко Махди, хорошим он был гранатометчиком, но Чингис не несет ответственности за жизнь того, кто сам свою грудь под пули подставляет.

Амир подошел к группе своих бойцов, таскающих камни. Теперь, когда две машины перестали существовать, все быстро переключились на первую кучу и стали закрывать проход в расщелину, где уже укрылись три машины.

— Базарган! — позвал Чингис двоюродного брата Махди, угрюмого и взрывного по характеру парня, легко впадающего в гнев и ярость. — Махди пошел догонять раненого. Был только один выстрел. Жалко Махди. Сходи, Базарган, сам посмотри.

Базарган бросил камень, подошел, глянул в сторону грузовика и хотел было сразу кинуться в ту сторону.

— Автомат… — напомнил Чингис. — И осторожно. Раненый отстреливается.

Базарган побежал сначала к своей машине за оружием, а вскоре уже был почти на вершине холма. Уж Базарган-то за родственника рассчитается, решил Чингис, и снова стал рассматривать небо. Ураган подходил уже вплотную, и даже было впечатление, что сложить две горки и прикрыть обе расщелины они не успели бы. Тогда все пять машин остались бы без защиты. Значит, не бывает худа без добра. Чингис следил за Базарганом, боровшимся с порывами ветра, и при этом чувствовал, что «Чингисхан» не может быть врагом. Он сам не знал, откуда пришла эта уверенность, но она была твердой и заставляла амира улыбаться навстречу ветру. Улыбаться, как доброму и сильному союзнику, как помощнику, близкому по духу. Ему даже хотелось раскинуть руки, встать лицом к потоку воздуха и вбирать, вбирать в себя его силу. Но он не делал этого только по той причине, что бойцы отряда могли не понять его. Бойцы уверены в том, что их амир — человек в здравом рассудке, что он всегда рассчитывает на свое собственное умение в организации любой акции, в проведении любой операции, а не на помощь природных сил.