Михаил Март - Двуликое зеркало

– Вперед, я за тобой.

– А иначе и быть не может, – прошептал Угрюмый.

Он первый вышел на поле и тяжело зашагал в сторону границы. Вихров выжидал. Когда тот отошел на два десятка метров, подполковник двинулся следом.

Он успел пройти не больше трех метров, как раздался следующий взрыв. Угрюмый исчез. На его месте осталась дымящаяся воронка.

Вихров лежал лицом к земле и не шевелился. Вот почему они не охраняют эти ворота. Дорога открыта. Гуляй, сколько судьбе твоей вздумается. Чирк ножкой о растяжку – и поминай как звали.

Так он лежал до темноты. Где-то вдалеке послышались залпы орудий.

– Черт! Я слышу! Слышу! Значит, я жив. Ноги, голова, руки, глаза, уши – все на месте. Нет, костлявая, рано ты свои грабли ко мне тянешь. Мы еще пошумим.

Вихров поднялся на ноги и побрел назад к лесу. Взошла луна. Он видел под ногами протоптанную тропу.

– Черт с ними, с деньгами. Немного оклемаюсь и все равно уйду. Теперь меня не остановишь.

Но его остановили. Они вырастали, как грибы из земли. Один, второй, третий. Считать не имело смысла. Его окружили. Черные, бородатые, обвешанные оружием. Не люди, а дикари.

– Заблудился, подполковник? – прозвучал хриплый голос с акцентом. – Автомат на землю, руки за голову!

Вихров выполнил приказ.

– И сколько же мы за него получим? – спросил другой голос.

– Дырку от бублика, – сжав зубы, процедил Вихров.

Только он один знал, что нет на земле такого человека, который готов заплатить за его жизнь хотя бы гнутую медяшку.

– Ну как? – спросила жена. – Моя мечта сбылась!

Сорокин склонил голову набок и одобрительно протянул:

– Красиво, конечно. Любишь ты деньгами сорить, лапуля.

Он сказал это мягко и нежно. В шестьдесят лет не принято возражать сорокалетним женам.

– Теперь с ванной покончено. Осталась лоджия. У меня есть хорошая задумка.

– Не возражаю.

Сорокин вышел из ванной и прошел в столовую. Он ел свой завтрак и смотрел телевизор. Он знал о вчерашнем сообщении, но передачу смог увидеть только сейчас – утром шел повтор. Милая журналистка в погонах капитана милиции с должным обаянием вещала с экрана о криминальных новостях.

"…Соседи по площадке почувствовали смердящий запах, доносившийся из квартиры, и сообщили об этом в милицию. Дверь пришлось взламывать. Когда сотрудники правопорядка проникли вовнутрь, их ждала неприглядная картина.

Сорокалетняя Лидия Сарафанова лежала посреди кухни мертвой. По мнению экспертов, у женщины сломаны шейные позвонки. Судя по разложению, труп пролежал в квартире не менее недели. По убеждению следственной бригады, смерть носит насильственный характер. Муж Сарафановой, с которым она проживала, в доме отсутствовал. По словам соседей, он находится в отъезде более месяца.

Обстоятельства гибели выясняются. Начато расследование…"

Сорокин поставил пустую чашку на стол.

– Посмотрим, что вы теперь нам скажете, господин финансист. Это только начало.

Жена заглянула в комнату.

– Машина за тобой пришла. Что сказать охране?

– Я еще не брился. Пусть ждут.

Спустя десять минут Сорокин в сопровождении четырех человек спустился и сел в подогнанный к подъезду лимузин. Он торопился. Через полчаса ему предстояло выступать с высокой трибуны с докладом.

День тяжелый, ответственный, но очень важный. Если доклад пройдет удачно, то перед ним откроются новые перспективы. Это радовало. Каждое новое кресло стояло на ступень выше. А ступеней осталось не очень много. Скоро вершина. Та самая, о которой мечтает любой политик и аппаратчик.

Все шло как по маслу. Он вышел на трибуну под аплодисменты. Начал красиво и задористо. Хвалил и критиковал. Всего в меру. Рассказывал о перспективах и приводил нужные аргументы, но вдруг начал спотыкаться на словах, и его качнуло.

Зрители первых рядов ахнули. Сквозь поры лица докладчика начали выступать капельки крови. Он этого не видел и не понимал, что с ним происходит. Голова кружилась, а ноги стали подкашиваться.

Сорокин обливался потом. Он вынул платок и вытер лицо. Боль обожгла щеки и шею. На платке он увидел кровь. Она уже капала на рубашку.

Члены президиума бросились на помощь. Журналисты оказались первыми.

Защелкали затворы фотоаппаратов, замелькали вспышки, включились все видеокамеры. В зале поднялся шум.

Врачи опоздали. Через пять минут Сорокин умер. Из здания его выносили на носилках, накрытых простыней. Следующая «скорая помощь» увезла председателя президиума, у которого стало плохо с сердцем.