Андрей Ростовский - По законам волчьей стаи

— Утри сопли! — угрожающе завращал своими выпученными и налившимися кровью глазами Жора.

— Сволочи вы все! Сволочи! — не унималась рыдающая девчонка.

Ее слова и слезы окончательно вывели пьяного Люберецкого из себя. Схватив девицу в охапку, он выволок ее на морозный балкон и, держа за щиколотку правой ноги, свесил вниз головой. Несчастная девушка отчаянно пыталась за что-нибудь зацепиться.

Второй этаж — не девятый, но и его вполне достаточно, чтобы жертве крепко разбиться об заледенелый асфальт. Все остальные остолбенело наблюдали за происходящим.

От Жоры, обладавшего недюжинной силой и не в меру набравшегося спиртным, можно было ожидать чего угодно. От напряжения и виски его мотало. Ситуация становилась критической.

Несмотря на расслабленное состояние, Герман молниеносно, одним прыжком перенес свое натренированное тело через стол. Еще мгновение — и он вырвал трепыхающееся голое тело из рук пьяного Жоры и впихнул девушку в комнату.

От ее строптивости не осталось и следа, она жалобно всхлипывала и дрожала больше от страха, чем от холода. Шустрый Колек и Гена Боров тем временем увели к столу обозленного Жору. С разными шутками-прибаутками налили ему стаканчик водки. Случаем спасенная по-прежнему дрожала и всхлипывала.

Плеча Германа ласково коснулась подошедшая к нему шатенка с очаровательными завлекающими глазами и прошептала ему на ухо:

— Спасибо, милый. Ты такой великодушный. Она еще совсем дура. Ты позволь, я уведу ее в ванную. Успокою, приведу в порядок.

— 0'кей, я не против. Уведи ее, — ответил Герман.

Он не то чтобы осуждал Жору, прекрасно понимая, почему в этой жестокой жизни люди становятся такими озлобленными. Просто остаться безучастным в данной ситуации было выше его сил. Хотя не раз и не два сделав людям добро, он получал в ответ в лучшем случае неблагодарность.

Глядя вслед уводящей все еще всхлипывающую подругу шатенке, на ее стройные ноги и соблазнительную круглую попку, на ее гибкую спину, на ниспадающие на плечи пышные волосы, он понял, что в очередной раз не ошибся, выделив опытным глазом именно ее среди остальных.

Вечер набирал обороты. Жора, вверивший бразды правления и режиссуру вездесущему Николаю, постукивал рюмкой в такт музыке и наблюдал за спектаклем. Колек же, дорвавшись до власти, извращался вовсю. Сначала он заставил пятерых оставшихся девушек танцевать попарно, меняясь друг с другом, включая в свой танец элементы лесбийской любви. Потом его больная, извращенная фантазия начала рисовать ему различные композиции, и он стал расставлять девушек в самых замысловатых и бесстыдных позах, демонстрируя сидящим за столом зрителям их самые откровенные места.

— С твоими режиссерскими способностями только в Голливуде порнофильмы снимать, — похотливо заметил ошалевший от увиденного «воротила финансового бизнеса» Константин Семенович, уже изрядно охмелевший и потирающий вспотевшие ладони.

Люберецкий хмыкал и выкрикивал пошлые советы, подбадривая Колька и его «актрис».

Феликс безучастно, даже слегка скучая, взирал на происходящее, то и дело потягивая из бокала спиртное. Герману и вовсе надоело это извращение, но остальным присутствующим спектакль нравился.

Вдохновленный пьяными Жориными репликами и комплиментами завеселевшего банкира, Коля откровенно вошел в раж. Он все более затейливо и эротично сплетал женские тела. «Ночные бабочки», по требованию новоиспеченного режиссера, предавались оральному сексу, лаская друг другу груди, ягодицы, проникая языками и пальцами глубоко в промежности. Клубок обнаженных тел колыхался и постанывал в такт музыки. Казалось, девочки почувствовали своего рода интерес к предложенной им игре и их собственные фантазии уже возникали помимо режиссуры сексуально озабоченного Колька.

— Стоп, козочки, — антракт. А то ишь как увлеклись…— провозгласил Жора. — Маленький перерыв перед решающим боем. Пропустите по рюмашке. Мы все же не звери какие-нибудь. Даже лошадям дают отдых, а вы замечательные лошадки.

Девушки не заставили себя долго ждать, быстренько сползли со сцены и подсели к столу. К удивлению, на их раскрасневшихся лицах не было заметно и следа недовольства по поводу унизительного спектакля.

Удивительное свойство человеческой адаптации к любым условиям…

— Ну что, браток, — обратился Феликс к Герману. — Я вижу, ты не входишь в число ярых поклонников подобных извращений.