Дмитрий Красько - Охота на охотников

До асфальта оставалось метров пять, когда перед самым носом промчалась «Целика». Они все-таки успели. Но и я своей цели достиг — теперь нас разделяли считанные секунды.

Выезжая на асфальт, я боковым зрением приметил, что по моему следу, срезая крюк, крадется белая «Королла». Ментовская, знамо дело. Что ж — в добрый час; им предстояло еще долго ползти меж камней.

Обитателей «Целики», кажется, действительно расслабило долговременное отсутствие хвоста. Настолько, что вновь замелькавший в зеркалах черный автомобиль не заставил их нервничать, и мне удалось подкрасться на жалкий десяток метров.

Возбужденный открывающейся перспективой, я радостно оскалился и даже потянулся за «Макаровым», чтобы дать салют в честь госпожи удачи.

И тут приметил, что мужичонка, сидевший на пассажирском сиденье, вывернул голову на сто восемьдесят градусов и шевелит губами. При этом он смотрел не на меня, а гораздо ниже. На номерные знаки.

До «Макара» я дотянуться не успел. «Целика» вдруг — именно вдруг, удивив меня до посинения конечностей — рванула вперед, и я с трудом успел среагировать, чтобы не дать ей воспользоваться неожиданностью маневра и оторваться на сколько-нибудь приличное расстояние. Но таки среагировал, заметной форы враги от меня не получили. А сотня-полторы метров — это ничего, это поправимо.

И только потом понял, в чем причина столь, извините, девиантного поведения преследуемых. Понял — и вспомнил все матерные слова, которые знал, на всякий случай сочинив еще с десяток новых. «Краун», что нес меня за ними — это была их машина. Они могли не узнать его по силуэту. Но с такой интимной деталью, как номера, ошибиться было невозможно. Для этого и подпускали меня на десять метров. Для этого и рисковал мужичонка своим позвоночником, выворачивая его наизнанку. И как только убедился, что цифры на бампере ему знакомы, гонка возобновилась.

Теперь, когда у них не осталось сомнений относительно того, кто сидит на хвосте, бандюки рванули вперед отчаянно, словно я за ними гнался не с целью поймать и доставить пред светлы очи следователя Зуева, но имея куда более пошлый интерес. Хотя — откуда им знать, что я имел в виду, гоняясь за ними с упорством возбужденного носорога? Они просто пытались себя обезопасить, как могли. От любых неприятностей.

А могли — очень быстро. Я давил и давил педаль газа, но это мало помогало — преследуемые явно впали в панику. Бросали машину в такие повороты, куда даже я, кабы не крайняя нужда, постеснялся въезжать на такой скорости. «Целику» вело юзом, поднимало на два колеса, но до поры, до времени это сходило им с рук.

До поры, до времени. А точнее — до железнодорожного переезда, к которому мы, долго ли, коротко, подъехали.

Шлагбаум был опущен. Перед ним сиротливо стояла «шестерка». А слева приближался поезд. Я не ведаю, что там перемкнуло в голове у водителя «Целики». Видимо, решил проскочить перед поездом и оборвать хвост. Объехал «Жигули» по пустой, естественно, встречке, снес лапу шлагбаума и встретился с локомотивом.

Весовые категории были неравные. Машины редко взрываются при авариях, но «Целика», воткнувшаяся в электровоз на дикой скорости, рванула сразу, как пиропатрон. Я даже не стал подъезжать ближе, чтобы уточнить — остался ли кто живой. Развернулся, нырнул в ближайший проулок и поехал прочь. А то сейчас подъедут менты, терзаемые непраздным любопытством… А у меня не было никакого желания удовлетворять оное. Если уж мое собственное осталось неудовлетворенным.

В общем и целом выходило, что мне, со всеми моими неприятностями, все равно на судьбу грех жаловаться. Что ни говори, а у бандюков черная полоса была и пошире, и потемнее, и более четко очерчена. Мало того, что с охотой на Иванца дело никак не ладилось, так они теперь и вовсе стали переходить из разряда охотников в разряд жертв.

Но я полагал, что Коба сотоварищи последнее обстоятельство осознают не сразу, списав происшествие с «Целикой» на несчастный случай. А кто от них застрахован? Зато оставшиеся в живых, поскольку люди упертые, с удвоенной энергией продолжат общее дело. Будут кусаться с судьбой, пока зубы до самых десен не сотрут. Или доберутся до Иванца, или же гордо полягут, сохранив при этом чувство собственной правоты. Но, пока они еще не полегли, мне тоже расслабляться не пристало. У них своя охота, у меня своя, параллельная. На охотников. Ведь где-то там, на краешке сознания, беспрестанно маячила недобрая фигура Зуева.