Дмитрий Красько - Сопроводитель

— Завидное внимание к моему визиту. Меня так не часто встречают.

— Личный телохранитель, — пояснил генерал. — Зачем рисковать. Вчера ты продемонстрировал, на что способен.

— А я это… — я скромно потупился, — Еще и крестиком вышивать…

— Ну, ладно, давай прекратим лясы точить, — оборвал меня Коновалов. — Мне, конечно, приятно с тобой словом перекинуться, но не настолько, чтобы тратить на это весь вечер. Я человек занятой, да и тебе, думаю, тоже ни к чему затягивать разговор.

— А вот тут вы совершенно правы, товарищ Коновалов, — согласился я. — Только осмелюсь напомнить, что вы еще не позвонили своим хуцпанам на предмет прекращения охоты за мной.

Генерал задумчиво уставился туда, где под тонкой кожицей урчал, перерабатывая пищу, мой желудок. Потом встрепенулся и сказал:

— Хорошо, я позвоню им. Только ты запомни: ничто не помешает мне после твоего ухода перезвонить и отдать распоряжение о возобновлении охоты, так что сам решай — стоит ли сейчас звонить.

— Я уйду — и ты перезвонишь? — переспросил я.

— Обязательно перезвоню, — кивнул он.

— Это подло. А я думал, что мы подружились. Хорошо, не звони. Давай сразу о деле. У тебя есть зуб на Пипуса. А через Пипуса — и на его адвоката, который раскопал на тебя кой-какой компромат. Хотя, собственно, иметь зуб на адвоката глупо — все равно он, по случаю собственной кончины, ничего предъявить не сможет. Да и, собственно, не в нем дело. Здесь и сейчас я представляю Пипуса. И, как деловой человек — деловому человеку, хочу сказать: кончайте бомбами друг в друга кидаться, садитесь за стол переговоров.

— Ну, предположим, я бомбами не кидался, — усмехнулся генерал.

— Согласен. Вчера это был мой грешок. Но ведь ваша непримиримая дружба, если я, конечно, не ошибаюсь, началась далеко не вчера. Кто-то когда-то отдал приказ убить Бебича, и потом попытался свалить вину на другого. Я не буду играть с тобой в жмурики, Коновалов. Я тебе со всей своей рабоче-крестьянской прямотой скажу: я знаю, что этот кто-то был ты. Так что кидался ты вчера бомбами или нет — не суть важно.

— Пипус, конечно, себе в представители не еврея выбрать не мог, — буркнул генерал. — И я, русский человек, в своей собственной стране должен терпеть этот ваш мерзкий акцент! Да еще и дурацкие обвинения в свой адрес выслушивать. Не слишком ли жирно? А что ты скажешь, если тебя сейчас, прямо здесь, пристрелят, потом разрубят на кусочки и спрячут в мусорных контейнерах в разных концах города?

— Дурацкая совершенно идея, — заметил я, так и не испугавшись его брызжущей желчью речи. — Пока я един — я непобедим, и — ты будешь смеяться, но это, натурально, так — я хочу побыть в этом состоянии подольше. А бублики ты на меня зря крошишь. Я не еврей. Просто у меня дикция такая. Впрочем, мне нравится. Только я так и не услышал ответа на свое предложение.

— А что ты хочешь услышать? — взорвался он. — Что я сожалею о случившемся и постараюсь искупить вину собственной кровью?! Так ты этого не дождешься. Что сделано — то сделано, и отрабатывать назад уже поздно, да и зашли мы с Пипусом слишком далеко.

— Попробовать-то можно, — мягко возразил я. — За пробу морду бить или денег требовать не станут. Зато и он, и ты сможете по ночам спать спокойно. Ведь получалось же у вас раньше жить в согласии, так почему снова не попробовать?

— Ну, допустим, — слегка ослабил пружину сопротивления Коновалов. — Допустим, я попробую. А ты с Пипусом-то на эту тему говорил?

— Нет, — я помотал головой. — Визит к тебе — это полностью моя инициатива. Узнай о ней Пипус, он бы проклял мой род до седьмого колена в обе стороны. Но его я беру на себя. Он согласится, если ты сделаешь одну вещь.

— Вот! — генерал резко навалился грудью на стол и вытаращил в мою сторону все пять пальцев своей правой руки. — В этом-то и проблема! Ничего у него не выйдет, так и передай. Я с ним дел больше иметь не собираюсь. Пусть он заливает свой керосин себе и своей семье в одно вонючее место.

— При чем здесь керосин? — изумился я. — Да ты, я смотрю, больше еврей, чем я и Пипус, вместе взятые: ты жопу дьяволу отдашь, лишь бы твой гешефт выгорел. Ну, так я ж не о керосине говорю.

— Не о керосине? — переспросил он, снова откидываясь в кресле. — А о чем тогда?

— О женщинах, — ехидно выдохнул я. — О них, пучеглазых. Пипус пойдет на мировую, если ты согласишься — просто так или за деньги — вернуть ему жену Сутягина.

— Кого вернуть? — переспросил генерал. — Жену… кого?! — и вдруг, чуть не рухнув с кресла, зашелся в истерическом хохоте. — Вот старый козел! Вот неймется ему! Трех детишек однокашнику настрогал, а теперь и вдову себе забрать хочет! Умора! Она же его на пятнадцать лет младше, и он пятнадцать лет с ней любовь на глазах у всех крутит. Теперь, что ли, официально решил?