Дмитрий Красько - Сопроводитель

Как выходить на связь с теми, кого в единственном лице представлял роялеобразный крепыш, я по-прежнему не знал. Но ведь нужно было как-то сообщить, что работа закончена в рекордно короткий срок, хотя и отнюдь не благодаря моему усердию. Усердие проявил кто-то более конкретно настроенный на жизнь, чем я. Либо черное, либо — белое. Либо пряник в зубы, либо — заточку в сердце. Причем решение во всех случаях принимал именно этот конкретно запрограммированный.

Впрочем, речь не о том, кто порешил Леонида Сергеевича. Речь о связи. Меня — исполнителя с холодным умом, горячим сердцем и чистыми руками — с его друзьями, уж не знаю, какие у них были ум, сердце и руки. Выходить на них придется по проторенной дорожке — через Пипуса. А это значило — тратить лишнюю кучу нервов, выслушивая его ахи да охи. Самой пострадавшей стороной при сложившемся раскладе оказался именно Пипус, и он имел полное право поохать и поахать. Я это право не оспаривал, но у меня самого было не менее полное право его охов и ахов не слушать. Только вот выбора у меня не было.

Я остановил машину перед той самой забегаловкой. Все равно эти вопросы решать не сейчас. Минимум — через несколько часов. А сейчас я жестоко — до спазмов в горле — хотел напиться.

Подойдя к стойке, я подозвал бармена и, указав на водку, предъявил для просмотра два пальца. Бармен оказался человеком понятливым, кивнул и, налив сто граммов, остался рядом — ждать, пока я выпью, чтобы повторить. Зато обтиравшая стойку неподалеку шлюха истолковала мой жест по-своему и стала клеиться ко мне. Не то, чтобы с позавчерашнего дня я настолько прибавил в своем внешнем виде, скорее уж наоборот. Просто шлюха была рангом пониже тех двух, что торчали на Набережной, да и вдатая была изрядно.

Заняв стоявший рядом стульчик, она спросила, хрипя, как простудившийся боцман с китобоя, но думая, что говорит голосом любви:

— Тебе одиноко?

— Шутишь? — удивился я, отхлебнув для лучшего скольжения слов в гортани. — Вокруг куча ублюдков, каждый готов упасть на хвост.

Она не поняла намека, вынула из лифчика пачку «парламента», достала сигарету, и прохрипела прямо мне в ухо:

— Огонька не найдется?

Я сунул ей зажигалку под нос, и, пока шлюха, пыхтя, как паровоз, раскочегаривала свою сигарету, бегло осмотрел ее. Подвыцветшая блондинка моего возраста. Для панели старовата, хотя раньше, наверное, зарабатывала на этом неплохие деньги. Но то — раньше. В то время и я бы, возможно, на нее клюнул. Тем более с моими нынешними деньгами в кармане. Но в данный момент я имел совершенно растрепанные нервы, истерзанную сомненьями душу и мозги старого циника, кроме того, прошло слишком мало времени с того момента, как я вылез из кровати генеральской дочки, и платить деньги за то, чтобы затащить в постель еще кого-то — нет уж, извините. Короче, на шлюху я смотрел, как на пустое место.

— Что ты на меня так смотришь? — подозрительно спросила она.

— Да вот, думаю, — сказал я.

— О чем?

— Не забыл ли выключить утюг? Есть, понимаешь, грешок за мной — склерозен стал. В туалет хожу — иногда штаны забываю снять. Натурально.

Она вытаращилась на меня в полном изумлении и забыла выдохнуть дым. Я с серьезным видом допил водку, и бармен, повторив, отошел.

— Может, угостишь? — спросила, наконец, шлюха, сменив простуженный хрип любви на ошарашенный шепот. Мое заявление относительно ахового состояния памяти, видимо, изрядно ее потрясло.

Я пожал плечами. Почему бы и нет? Не обеднею. Жестом вернул гарсона и указал на шлюху. Та заказала бренди, и гарсон, все так же безмолвно выполнив заказ, испарился. Ему было не до нас. Он хотел спать.

— Послушай, а ты за рулем, — сообщила халявщица.

— Да ну?! — удивился я. — Совсем забыл. Говорю же совсем склероз это… замучил.

Мы помолчали, отхлебнули, проглотили. Мне с ней было неинтересно, но она этого не понимала, все еще на что-то надеялась. Глупая, как противогаз. Долго ворочала мозгами в поисках темы для продолжения разговора и, отыскав таковую, спросила:

— А ты хоть помнишь, что с женщинами делать надо?

— Коллекционировать, — вяло отозвался я.

— А-г-х! — раздельно произнесла она, поперхнувшись. Потом зло выдохнула: — А ты знаешь, что будет, если два пальца в розетку сунуть?

— Рок — это музыка протеста, — все так же вяло откликнулся я.

— Это ты о чем? В каком смысле?! — шлюха принялась тихо выпадать в осадок.

— Смысл прямой, — я провел пальцем по стойке бара. — Из пункта А в пункт В. Вот ты сама-то поняла, что давеча сказала?