Лев Пучков - Испытание киллера

А еще минут через пятнадцать в строении ожила рация и залопотала что-то на местном диалекте. Гоблины повылезали из всех щелей, радостно гомоня и обнимаясь, — праздновали победу.

Ротного связали по рукам-ногам, меня лишили такого чудесного предмета туалета, как сопряженные оборонительные гранаты, и нас обоих утащили в саманный домишко, находящийся посреди села на некотором возвышении.

Пока нас тащили, я успел заметить, что позиции гоблинов оборудованы аккурат вокруг этого домика: все строения, расположенные на удалении до двадцати пяти — тридцати метров, носили характерные черты подготовки к обороне: типа проломов у фундамента, окопчиков, приправленных мешками с песком, и так далее. Значит, гоблины заранее планировали отловить заложников и вести переговоры с вражьей стороной, поместив плененных в ценр своего опорного пункта. И у них все получилось. Ой, как обидно-то, а! Осталось еще мелом написать на стене дома: „Здесь находится офицер спецназа лейтенант Бакланов, который по преступной халатности попал в заложники к бандитам!“ — и пригласить телевидение, чтобы на всю страну освещали торги между гоблинами и старейшинами. Чтобы все узнали, какое чмо этот самый Бакланов, призванный как раз для разоружения НВФ и освобождения заложников. Где?! Где мой пистолет с одним патроном?!

„Заложынык зыдэс!!!“ — прочел я корявую надпись углем на мелованной стене дома, когда нас подтащили поближе. Здоровенную такую надпись, видимую минимум с расстояния километра.

— Молодцы, гоблины! — похвалил боевиков ротный, когда нас бросили в домик, оказавшийся изнутри обычным сараем, и оставили одних. — Если что — сарай как раз в центре. Любая пуля прошьет навылет через обе стены. И надпись… Молодцы.

Я молчал, радуясь, что полумрак в сарае скрадывает черты моего лица и избавляет от необходимости встречаться с ротным взглядом. Было мучительно стыдно. Даже если нас благополучно обменяют на отловленных накануне гоблинов, мне не быть в спецназе. После таких залепух не держат даже в обычном подразделении, а уж у нас — будьте покойны, вышибут одним презрением.

— Что молчишь, лейтенант? — поинтересовался Бо. — Язык не отрезали?

— Стыдно, — еле слышно пробормотал я. — Ой как стыдно! Застрелюсь.

— Да ну, брось ты! — насмешливо проговорил Бо. — Ты молодой, вся жизнь впереди. Еще наворотишь кучу полезных делов. А насчет стреляться — нету же у тебя ничего! Чем стреляться будешь? Ась?

— Как выберемся отсюда, так и застрелюсь, — упрямо пробурчал я. — Не потерплю позора. Лучше смерть, чем бесчестье!

— О как! — Бо озадачено крякнул. — Ну и дурак ты, лейтенант. А впрочем, есть у тебя одна рациональная мыслишка — насчет выбраться. Давай на ней пока и остановимся. Сейчас развяжемся и пойдем отсюда.

— Как это „развяжемся“? — удивился я. — Да на мне с километр веревок!

— А вот. — Бо завозился в своем углу и чем-то щелкнул. Поморгав, а адаптировал зрение и с удивлением обнаружил у него в руках пружинный нож зэковской работы. — Эти индюки даже по-человечьи обыскать меня не сумели, — пояснил Бо. — Я в принципе другой вариант заготовил — более трудоемкий. Думал, нож отнимут. Ну, раз уж такие нерадивые попались — будем быстро развязываться. — И начал перерезать веревки, связывающие его ноги.

— Даже руки не догадались сзади связать, — сожалеюще пробормотал Бо, заканчивая разрезать свои путы. — Так просто все! Сейчас я тебя обслужу, а ты мне руки развяжешь. — Бо встал и направился ко мне.

В этот момент дверь сарая резко распахнулась. В дверном проеме стояли два здоровенных бородача с автоматами и щурились со света, пытаясь нас рассмотреть.

Бо аккуратно сел у стены и спрятал ноги под лавку.

— Смотры, э! — удивился один из гоблинов. — Кенгурю, э! Ноги завязан, а он пригает!

Второй гоблин оказался более наблюдательным. Поглазев несколько секунд на Бо, он присвистнул и что-то крикнул, обернувшись назад.

Через короткий промежуток времени четыре гоблина, ворвавшиеся с улицы, методично пинали Бо ногами, покрикивая от возбуждения. По лицу, впрочем, они старались не попадать — видимо, на этот счет их старший дал соответствующее распоряжение. Сам старший — приземистый дядька в возрасте — стоял у входа и играл с отнятым у Бо ножом, наблюдая за экзекуцией.

— Хорош, бляд! — распорядился он, прескучив любоваться избиением. — Это вам урок, казель! — И коротко буркнул что-то своим соратникам.

Гоблины сноровисто раздели нас с ротным и оставили в одних труселях. Делали это они в два приема: освободили ноги, сняли штаны, приспустили трусы до щиколоток, затем освободили руки, сняли куртки и майки, после чего вновь завязали руки.