Сергей Самаров - Парад скелетов

Санитары стали перегружать меня в самолет вместе с носилками. Укол начал действовать на мою израненную сущность до того, как самолет взлетел. Судя по тому, что шприц заполнялся из ампулы, а не использовался привычный шприц-тюбик, это был не парамедол. Возможно, укол парамедола сделали солдаты еще до перевязки. У меня уже мелькала мысль, что мое путешествие сквозь тоннель и выше было вызвано уколом какого-то обезболивающего наркотика, то есть что это было простое наркотическое видение, хотя мне и раньше доводилось парамедолом пользоваться, и видений не было. Но второй укол, видимо, более сильный по составу, просто отключил от действительности, безо всяких путешествий. И я даже момент взлета самолета не почувствовал, как и самого полета. Благополучно проспал и момент приземления, и доставку моего бренного тела в госпиталь экстренной хирургии, где за меня сразу «принялись». Наркоз наверняка сделали. Надеюсь, руками профессионального анестезиолога.

Короче говоря, в себя пришел уже после операции, проснувшись под утро в госпитальной офицерской палате. Был я весь не только забинтованный, но и местами загипсованный, причем гипс казался мне тяжелее бронежилета, который всегда можно снять. Гипс же по своему желанию не бросишь рядом с госпитальной кроватью, когда он тебе до омерзения надоест. Мне он надоел до омерзения сразу, как только я в сознание пришел. Он элементарно мешал дышать, поскольку сковывал многие мои члены, через плечо переходил со спины на грудь, и держал мою согнутую в локте загипсованную руку перед грудью. Это значило, что у меня повреждено плечо, скорее всего, кости плеча в верхней его части. Такая фиксация руки гипсом в просторечье называется «вертолетом». Не знаю уж почему. Внешне, кажется, ничего похожего на вертолет не наблюдается. Но мне было не до раздумий о происхождении термина. Слегка тошнило после наркоза. Состояние, как с жутчайшего похмелья. И все тело в придачу ныло и болело, что, впрочем, вполне естественно, если учесть, что сначала получил полный карман ранений, и даже клиническую смерть незаметно для всех пережил, а потом был отдан на растерзание эти хищным птицам — хирургам. Кромсали меня — могу только представить, как. Но ничего этого уже не видел даже сверху и экскурсий за пределы своего тела не совершал. Врачи меня, скорее всего, слегка побаивались, как и большинство других людей, не привыкших каждый день видеть мое лицо.

Попытался осмотреть палату. К удивлению, это почти удалось, хотя производить осмотр из положения лежа было сложно. В дополнение ко всему, идущий через спину еще влажный пласт гипса натирал шею при каждом повороте головы.

Собратьев по несчастью рассмотреть не удалось. Увидел лишь, что в палате четыре кровати вместе с моей, и все заняты. Будить общество и сообщать о том, что я проснулся, намерения не было. С больными следует быть сдержаннее и осторожнее и не сразу демонстрировать им свое лицо, а то обвинят потом в неумышленном причинении вреда здоровью и без того заведомо нездоровых людей. Это тоже, кажется, какая-то статья Уголовного кодекса.

Чтобы отдалить себя от боли во всем теле, а боль эта после окончания действия наркоза неизбежна, как подсказывал мне опыт прошлых ранений, стал вспоминать свое путешествие в тот мир, через тоннель. И опять почувствовал обиду за обман. Там было так хорошо, красиво и спокойно, что здешняя жизнь, даже жизнь без ранений, казалась мне серой и скучной, почти мучительной. Меня словно бы поманили чем-то приятным, а потом отказали в предоставлении обещанного. С ощущением обиды я уснул, быстро устав бороться с болью. Но организм сам знал, как с ней бороться, и даровал мне сон. Мирный и спокойный. Но сон мой был прерван, видимо, чьей-то волей. Меня трогали за то плечо, что не было заковано в гипс. Я открыл глаза.

— Он проснулся, — сказала незнакомая медсестра куда-то себе за плечо. Явно не мне сказала. Увидел за спиной медсестры трех человек в белых халатах, накинутых на плечи. Что-то у меня, похоже, со зрением было не в порядке, потому что пришлось глаза фокусировать, чтобы эту троицу рассмотреть. У двоих из-под халатов нескромно выглядывали бриджи с генеральскими лампасами. Лица генералов были мне незнакомы. Третьего узнал, хотя видел всего один раз мельком, когда он нашу бригаду посещал. Это был командующий войсками спецназа ГРУ полковник Мочилов.

Несмотря на мешающий гипс, попытался лежа вытянуться по стойке «смирно». Должно быть, мои старания были замечены, потому что один из генералов на мои телодвижения отреагировал: