Елена Караваешникова - Офицеры

Нервное напряжение резко отпустило, и Ставр с удовольствием, даже торжественно помочился на место заначки.

«Теперь перекурим это дело», — подумал он, садясь за руль.

В Сантильяне два климата — или жарко и сухо, или жарко и влажно. Высоко в горах было сухо и даже прохладно, особенно пока ледниковый поток не ушел под скалы. Ниже возникли низкие бородатые пальмы и лианы, потом высокие стройные пальмы и манговые деревья, а когда Ставр скатился в долину, по обеим сторонам дороги поднялись темно-зеленые стены непроходимых джунглей. Дорога была проложена по руслу пересохшей реки. В период дождей она превращалась в поток жидкой грязи, но сейчас по ней можно было ехать с вполне приличной скоростью. Ставр жал на газ, стараясь побыстрей проскочить этот отрезок пути. Дорога была одна на всех, поэтому мины тут редко ставили, зато регулярно устраивали засады. Въехав в джунгли, Ставр дослал патрон в патронник автомата и снял оружие с предохранителя.

Со стороны его машина, ломом идущая через джунгли, смахивала на известную рекламу сигарет «Кэмел». Только это был не роскошный «лендровер» или джип, а обычный армейский «уазик», но со снятыми передними дверцами, без задних сидений, с заваренным решеткой лобовым стеклом и платформой под крупнокалиберный пулемет вместо крыши. Он назывался «крокодил», а под хорошее настроение — «кокодрило».

На спрессованной глине, смешанной с илом, «крокодил» легко уплывал в юз. По краям колеи и на поворотах машины растолкли этот грунт в тонкую пудру, но, прижатая тяжелым влажным воздухом, она не пылила. Она выплескивалась из-под колес, как горячий шоколад.

Лицо и руки покрылись каплями пота, как в бане. Футболка прилипла.

Ставр сбросил скорость, пробираясь мимо сожженной автомобильной колонны. Одиннадцать обгорелых скелетов грузовиков представляли крайне неприятное зрелище. Конвой напоролся на засаду, был разграблен и сожжен то ли бандитами, то ли повстанцами. Грузовики так и остались стоять на дороге, и их приходилось объезжать, прижимаясь вплотную к джунглям. Отличное место для еще одной засады.

Ставр вел машину одной рукой, в другой он держал автомат на боевом взводе — палец на спусковом крючке, ствол поднят вверх, приклад уперт в бедро, чтобы не утомлять руку весом оружия. Он миновал колонну и, вдавив педаль газа, рванул от этого проклятого места на предельной скорости.

Джунгли кончились. Из темно-зеленого сумрака, парниковой влажности и одуряющих запахов цветущих и гниющих растений «крокодил» выкатился прямо в жгучий блеск нестерпимого зноя. Словно кто-то провел черту и сказал: «Здесь будут джунгли, а здесь — пустыня, и чтоб ничего такого неопределенного». Футболка на Ставре мгновенно высохла.

Русло реки вывело машину на узкое шоссе с растрескавшимся, выбеленным как кость асфальтом. На безжизненной равнине ползали бесформенные столбы пылевых вихрей.

И справа, и слева, и впереди, и в зеркале заднего вида Ставр видел одно и то же — жесткую линию там, где пустыня смыкалась с плоскостью неба. Ему казалось, что он как комета несется в бесконечном пространстве от горизонта к горизонту. Ослепительная звезда солнца висела прямо над головой.

Из-под банданы и очков поползли ручейки пота. Они проедали бороздки в слое пыли, покрывавшем туго обтянутые бронзовой кожей скулы, и исчезали в темной щетине.

Наконец в дрожащем мареве на горизонте возник безобразный бесформенный мираж города. Не доезжая до него, Ставр свернул к фургону, стоящему недалеко от дороги.

Это был прицеп без тягача, когда-то разрисованный яркой рекламой. Но солнце выжгло краски, а ветер пополам с песком стесал их не хуже наждака.

Ставр поставил машину вплотную к фургону таким образом, чтобы, войдя внутрь, он постоянно видел ее через открытую дверь. Он остановился здесь только потому, что местность вокруг фургона просматривалась на несколько километров во все стороны. Если бы Ставр, белый человек, путешествующий в одиночестве, позволил себе остановиться и войти в подобный шалман в городе, он бы уже никуда не приехал и его молодой труп вряд ли бы нашли.

Ставр перекинул ноги с педалей «крокодила» на твердую, как асфальт, глину, утыканную редкими клочьями сожженной колючки.

Дверь фургона была открыта и завешена ветхой грязной тряпкой. Не выпуская из рук автомат, Ставр поднялся туда по железной приставной лестнице. Внутри фургон был перегорожен стойкой. За ней на табурете неподвижно, как мумия, сидел африканец. На полках у него за спиной вперемешку лежало то самое барахло, которое со всего мира валили в Сантильяну в качестве гуманитарной помощи, дешевая электроника и стояли пыльные бутылки с дрянной выпивкой.