Сергей Самаров - Псы над пропастью

— Разговаривают на арабском. Это иностранцы.

— Естественно… Корпус же для иностранцев, — таким же тихим шепотом ответил старший лейтенант. — Только нам до этого дела нет. Мы на своей территории.

Их разговор походил не шелест листьев. А листья на крепком ветру шелестели беспрестанно. С одной стороны, они помогали спецназовцам быть неслышимыми, с другой — сами спецназовцы не услышали бы приближения противника. А что в данном случае важнее, сказать было трудно. Пока нахождение спецназа на туристической базе не обнаружено, наверное, ветер был на стороне федералов. Бандиты еще и не думали скрываться, и не намеревались скрытно кого-то выслеживать. Они чувствовали себя здесь хозяевами, которым все дозволено.

Последние шаги до низкого, в две ступени, крыльца были произведены предельно медленно и аккуратно. Но все же веточка под ногой старшего прапорщика треснула, и Ослябя замер с поднятой ногой, ожидая какой-то реакции от часовых, стоящих на свету и потому не видящих, что происходит в темноте. Но среагировал на звук, как оказалось, только Ослябя. Ветер был встречным, он отнес, наверное, звук от часовых. А с другой стороны подходили младший сержант Задонский с рядовым Новоселовым, но они подходили совершенно беззвучно.

Атака на часовых в такой ситуации была отработана на многочисленных занятиях. Следовало только быть внимательным и следить за партнерами, чтобы не прозевать момент их атаки. И даже то, что было заранее известно, кто первый атакует, было отработано и не требовало уточнения. Первым всегда атаковал наименее подготовленный, потому что лучше подготовленный должен был успеть среагировать. Лучше подготовленным в данном случае, как и всегда, считался командир. И потому он ждал, не начиная действия. За его спиной и чуть-чуть сбоку ждал Чолахов, вооруженный, как и Ослябя, малой саперной лопаткой. Но если Чолахов выбрал путь для атаки самый удачный, вернее, не он сам выбрал, а Ослябя его на это место поставил — где можно было сразу, ухватившись за ствол дерева левой рукой, получить разгон за счет центробежной силы и выскочить на крыльцо, то самому командиру взвода было труднее. Ему требовалось отогнуть ветку и боком проскочить между тонких стволов. Но Виктор Юрьевич просчитал весь свой путь и потому не сомневался — задержки по его вине не произойдет.

Первым начал рядовой Новоселов. Старший лейтенант среагировал даже не на его появление, а на резкое движение ветвей высокого куста. От ветра такого резкого движения произойти не могло. И позволить себе так резко отогнуть ветку солдаты, не начиная атаку, тоже не могли. Это бы выдало их. И часовые среагировали, повернули головы, но, к счастью, не оружие. Атака, как понял Ослябя, уже началась. И он начал свою. Легко протиснувшись левым боком вперед, отвел правую руку и, совершив скачок, нанес удар в прыжке. Одновременно периферийным зрением успел увидеть, как симметрично его атаке шла атака с другой стороны на второго часового. Часовые не успели ничего понять, не то что поднять тревогу. Беспечные и неумелые, они не могли по своей сути и из-за своей самоуверенности выполнять роль охраны. И не выполнили ее, свалившись на крыльцо с прорубленными головами, так и не сумев поднять тревогу или выстрелить навстречу нападавшим.

Первым к двери подскочил командир взвода. Двери оказались не закрытыми, в чем Виктор Юрьевич сразу убедился, потрогав их. Но войти не поспешил. Тем временем младший сержант Задонский с Чолаховым оттащили тела часовых и сбросили их с крыльца. Как поступать с оружием убитых, старший прапорщик узнал от младшего сержанта, который вытащил из автомата часового затвор и сунул его в свой рюкзак. Чолахов сразу же точно так поступил со вторым автоматом. Теперь эти автоматы непригодны для боя, и никто не сможет стрелять спецназовцам в спину.

Дождавшись завершения этих действий и услышав над плечом дыхание старшего прапорщика, Ослябя поднял руку, призывая всех к вниманию, распахнул двери и нос к носу столкнулся с еще одним охранником. Встреча для охранника была неожиданной, но Ослябя был готов к ней и именно потому дожидался товарищей. В такой обстановке лучше было не стрелять. Для мощного удара лопаткой понадобилась секундная подготовка. Хотя бы руку отвести требовалось. И тогда старший лейтенант в простом выпаде ударил острием лопатки в лицо охраннику, стараясь попасть в нос или в глаза. Удар был болезненным, сразу брызнула кровь. Но, чем хороши были такие охранники, они стеснялись кричать. Крик всегда и везде считается признаком испуга. Охрана стеснялась показать свой страх, считая себя доблестными воинами-мужчинами. И за это расплачивалась. Но если командиру взвода и некогда, и уже негде было развернуться с лопаткой для нанесения нового удара, то у его подчиненных такая возможность была. И времени для кругового движения лопаткой хватило, потому что движение руки солдата началось еще до окончания движения руки старшего лейтенанта. Рядовой Новоселов наполовину перерубил третьему охраннику горло. Старший прапорщик с младшим сержантом тут же подхватили тело и вынесли его за двери. Путь в корпус был свободен.