Михаил Нестеров: Умный выстрел

Три или четыре минуты хода на скорости около пятидесяти километров в час, и я увидел впереди ходовые огни сухогруза с дополнительным топовым огнем зеленого цвета. И эту фазу моей вылазки можно было назвать «Меркурий почти виден». Я убавил обороты двигателя. Катер шел теперь не более 25–30 километров в час. На мой взгляд — предельно допустимая скорость для десантирования.

Чем ближе я подбирался к «Меркурию», вытянувшемуся по течению кормой вперед, тем четче вырисовывались его контуры. Я не сразу сообразил, что за одиночный огонь светится у него по правому борту. Оказалось, этот белый топовый огонь нес баркас; отличительные бортовые были выключены. Зато ходовые огни и клотик на моем катере сияли во всей своей красе и привлекали внимание.

Катер оказался в пятидесяти метрах от стометрового гиганта, когда я, отпустив штурвал, выбрался из кокпита. Став ногами на диван, я приготовился шагнуть еще дальше, на крышку моторного отсека. Вот он, этот шаг: рискованный, на неуправляемом катере; этакая дикая речная джигитовка. «Ну где та телка с мыльницей?» Обыкалась, наверное. У нее получился бы отличный снимок: длинноволосый мужик, через плечо которого перекинут дробовик, сидит на корточках на моторном отсеке скоростного катера и собирается прыгнуть в воду спиной назад… Я не раз и не два десантировался так с грузовой машины, по-боевому экипированный.

Осталось примерно тридцать метров.

На «Меркурии», конечно, заметили приближающийся катер. Они видят три огня: два «габарита» и клотик, смутные очертания этого маленького судна, но при всем желании не могут рассмотреть человека на корме. Еще и потому, что там ему не место.

Двадцать.

Катер почти поравнялся с носом сухогруза, и он похож на брандер, нагруженный взрывчаткой.

Десять.

Катер идет так, как будто перешел под управление автопилота. Руль как будто заклинило и он не отклоняется от прямой ни на метр.

Катер понесся вдоль борта балкера, и звук двигателя изменился: отраженный от сухогруза, он приобрел что-то от раскатов грома.

Пора.

Я отпустил руки и оттолкнулся от кормы катера. Вода оказалась плотнее, чем я ожидал. Меня перевернуло несколько раз, прежде чем моя скорость, во время отталкивания равнявшаяся скорости катера, сошла на нет… Я погрузился в воду, не отдавая отчета своим действиям. И снова на помощь мне пришло шестое чувство, оставляя позади «великолепную пятерку»: над толщей воды скользнул яркий луч прожектора, снова вернулся, обшаривая водное пространство у меня над головой. Я вынырнул, когда свет прожектора гигантским целеуказателем поймал катер. И провожал его еще несколько секунд. Но вряд ли смотрящий сумел разглядеть что-то в кокпите. Даже если бы катер несся навстречу сухогрузу, он бы ослепил его отраженным от прямого стекла светом.

Течением меня прибило к баркасу. Он стал для меня челноком, с которого я намеревался ступить на борт грузового судна. Я еще не поднялся на борт, но подумал о том, насколько близок я был к смерти. Ружье у меня за спиной могло сломать мне шею или попросту придушить, пока я кувыркался через голову на поверхности воды, возомнив себя по меньшей мере богом морского десанта.

Забраться на баркас с воды было несложно. Тем не менее я, уставший в короткой схватке с водной стихией и собственной беспечностью, затратил немало сил и времени, чтобы подтянуться сначала на привальном брусе, а потом на металлическом леере.

Я на борту. И в первую очередь я скользнул в кают-компанию, прислушался. Сейчас меня интересовали только настороженные голоса, рожденные пронесшимся мимо «Меркурия» неопознанным катером. Но в этом плане на судне все было спокойно.

Мокрая одежда липла к телу и мешала мне передвигаться. Я снял ее, оставшись в трусах и кедах, с патронташем и дробовиком. И мысленно продолжил цикл снимков, начатых в узком коридоре моей конторы, где я проверял на прочность как сам мотоцикл, так и трофейный шлем.

Оставив кают-компанию, я увидел на корме то, чего не мог заметить в спешке. Это был труп человека, одетого в тельник и спасательный жилет ярко-оранжевого цвета. По тому, как он лежал на борту, перегнувшись через него, мне стало ясно: его перебросили через борт балкера. Даже если он во время падения был жив, то жесткое приземление на спину мгновенно убило его. Ведь убивает не падение, а приземление.

С борта сухогруза на борт баркаса была спущена веревочная лестница. Это упущение команды «Меркурия» я записал себе в актив. Поднявшись по лестнице до края фальшборта, я огляделся. В десятке метров впереди я увидел матроса: в тельняшке и спасательном жилете, с ружьем наперевес. Прислонившись спиной к борту, он невероятным образом прогнулся и бросил взгляд на воду. Мне представилась возможность высчитать периодичность, с которой он выгибался и пялился на воду: два раза в минуту. Этакий двухтактный двигатель внутреннего сгорания.