Альберт Байкалов - В окопах Кремля

— Погоди, а что, если это просто несчастный случай?! — осенило Базарова. — А что? Шел, поскользнулся и расшиб себе голову. Сейчас лежит где-нибудь в больнице…

— Или морге, — беззлобно добавил Кораблев. — Не верю. Эта категория людей не то чтобы узнаваема, она всегда носит при себе документы.

— Согласен, но не совсем. Сейчас, если хорошо одетого человека видят в беспомощном состоянии, сразу норовят проверить карманы.

— Марта сегодня на работе, я посадил Тамару с утра обзванивать больницы и морги. Если где-то поступил человек, по описаниям похожий на Захарова, сразу поеду туда.

— Хорошо! — посветлел Базаров. — А я в свою очередь кину в ГИБДД номер его машины.

Захар уже с трудом разбирал, что ему кричит в лицо Коршунов, который возникал из какой-то мглы, потом исчезал и вновь обрушивал на его бока, колени, щиколотки мощные удары битой.

«Хоть бы потерять сознание», — пульсировало в голове.

Он не помнил, сколько раз его приводили в чувство, били шокером, резиновой палкой, битой. Захар перенес даже так называемого «слоника». Один из надзирателей усадил его на стул, а когда Захар отдышался и более-менее пришел в себя, натянули ему на голову противогаз, а потом перегнули шланг. Он потерял сознание и вскоре очнулся, лежа в луже собственной крови. Странно, но в этот момент Захар пожалел, что еще жив. И хотя тело перестало чувствовать удары, он уже был на грани своих возможностей. Нет, Захар не собирался начать давать признательные показания. Просто хотел умереть или надолго потерять сознание. Но изуверы знали свое дело. Они не давали ни того, ни другого. То и дело брызгая водой из пульверизатора, каким обычно обрабатывают листья комнатных растений, они его держали в том состоянии, когда человек испытывает и чувствует все.

Неожиданно кто-то подхватил его за плечи и усадил на табурет. Он стал заваливаться на бок. Однако ему не дали упасть и вернули в исходное положение.

На некоторое время воцарилась тишина.

Как ни старался Захар, но правый глаз открыть не мог. Левый заволокло какой-то пленкой, и он с трудом различал мелкие детали.

Коршунов утерся носовым платком. Только сейчас Захар обратил внимание, что следователь снял свитер и сейчас сидел в мокрой от пота майке.

«Странно, — лениво подумал он. — Почему, когда меня привели сюда, он был свеж, и ничто не говорило о том, что он только что забил до смерти человека?»

— Значит, будешь молчать? — Следователь отодвинул от себя листок и поднял взгляд на конвойных: — В принципе он нам особо не нужен. Вострыгин уже вовсю с утра дает показания.

— А с этим что? — раздался из-за спины голос сержанта.

— Узнал об аресте своего босса и убежал за границу, — как само собой разумеющееся ответил Коршунов.

— Хорошо, оформим, — вновь раздался над головой голос сержанта. — Найдем похожего старикашку и отправим куда-нибудь в жаркие страны по его документам…

— Зачем заморачиваться? — поморщился следователь. — Он мог и с другим паспортом уехать или просто скрыться у родственников, о которых никто ничего не знает. Сейчас просто обезличьте его. Выбейте зубы, суньте в емкость с кислотой, чтобы наполовину растворился, а как стемнеет, под лед где-нибудь в ближайшем Подмосковье. Только груз помощнее. Раки от него ничего к началу лета не оставят.

— Сделаем, — заверил начальника сержант.

— Ты не передумал? — Коршунов перевел взгляд на Захара.

Говорить он не мог, а просто покачал головой.

— Хорошо, напоследок с тобой наедине желает поговорить один человек, поэтому, — изувер встал из-за стола и махнул своим помощникам в направлении дверей, — все на выход!

Захар потрогал лицо, уши. Даже без зеркала было ясно, все до безобразия распухло. Он посмотрел на двери, за которыми скрылись полицейские. Потом перевел взгляд на пол и, к своему удивлению, обнаружил, что кровь уже успели замыть. В голове гул сменился болью. Вообще, каждое движение причиняло невыносимую и резкую боль.

Дальше было все как в тумане. Некоторое время Захар даже думал, что это просто полубредовое состояние. Сначала перед ним возник Вострыгин. Уперев руки в колени, он наклонился и заглянул Захару в лицо. По виду помощника заместителя министра нельзя было сказать, что его кто-то допрашивал. Холеное, как и прежде, лицо хорошо выспавшегося человека, безукоризненный костюм, галстук, подпиравший белоснежную сорочку.

— М-да, — выдохнул Вострыгин и поводил ладонью перед лицом Захара. — Леонид Андреевич, вы меня слышите?