Михаил Нестеров - Приказ обсуждению не подлежит

Встреча генерала и полковника произошла в машине начальника ГРУ — черной «Волге», сделанной по спецзаказу. Спереди и сзади ехали еще две машины сопровождения. В связи с этим полковник припомнил «из архива»:

"На аэродроме меня встречал сам Директор (начальник ГРУ генерал-полковник Федор Кузнецов). С большими предосторожностями я достал из-за пояса драгоценную ампулу и вручил ее Директору. Он немедленно отправился к черной машине, которая стояла тут же, на аэродроме, и передал ампулу в машину.

— А кто там был? — спросил я потом Директора.

— Это Берия…"

Впору пошарить глазами в поисках хотя бы тени Лаврентия Павловича.

— Рад видеть тебя, — сказал Спрут, пожимая руку полковнику.

— Я тоже, — малость дерзнул Артемов, уловив искренние ноты в суховатом голосе генерала армии.

Ленц улыбнулся: ответ Артемова звучал не иначе как «я тоже рад видеть тебя», — Как прошла беседа с Мартой?

«Вольный» Артемов отважился махнуть рукой: «Не спрашивай». Раньше спохватился бы, сейчас же остался непроницаем. Чуть порадовался: все-таки жизнь на вольных хлебах приносит свои удовольствия, вернее, имеет свои преимущества. Хорошо бы и дальше так работать.

Артемов неожиданно пришел к выводу, что этакие «теплые» отношения с бывшим шефом его вполне устраивают. Огорчало одно: они мимолетны, не могут продолжаться сколько-нибудь долго. Лишь раз в жизни можно прокатиться с начальником ГРУ в одной машине, лишь раз в жизни можно скрыть глаза за непроницаемыми стеклами очков и лихо оторваться от мнимого преследования. Грустно немного, но от этого никуда не уйти.

— Пробовал склонить Марту на свою сторону? — в утвердительной форме спросил Ленц.

— Ее нельзя склонить ни в какую сторону, — ответил Михаил Васильевич. — При любом раскладе Марта поверит лишь одному человеку, может быть, даже против логики, — тому, кто держит в руках жизнь ее дочери.

— Отговаривать от акции не пробовал?

— Нет. — И не добавил — товарищ генерал или Игорь Александрович. — Не пробовал. — И спросил:

— Что будем делать? Парней-то надо вытаскивать из тюрьмы. — Вспомнил слова Марты: «Директор ничем не поможет, он не станет вмешиваться в конфликт, за который с него снимут погоны. Он останется в стороне».

Дальше она сказала: «Выйди с ним на контакт, и он подтвердит мои слова».

Вышел. Пора спросить и получить подтверждение.

— Марта сказала, что в ГРУ есть политическое управление, — непрозрачно намекнул Артемов. И не выдержал пристального взгляда начальника. «Не глаза, а надзорный орган».

Спрут с минуту молчал.

— В Минобороны решают провести спецоперацию — без нашего участия, мы знали о ней и были против. Причем подходят к этому вопросу вполне грамотно, имея веские — о нравственности говорить не будем — основания. Да, они совершили ошибку и, похоже, снова собираются ошибиться. Но это их дело. Я всего лишь глава военной разведки, не министр обороны и не глава государства. Хотя как человека вся эта история меня сильно задевает. У меня есть карты, которыми я разобью любую комбинацию, а что дальше? Теперь я говорю как начальник военной разведки. Ну? Дальше мы сможем встретиться не в моей машине, а у меня на даче. Или в пивной, если хочешь.

— Почему не надавили на Сирию? Дипломатическими, политическими, экономическими, военными рычагами? Можно было освободить диверсантов под угрозой срыва поставки вооружения.

— Контракт подписан сирийским министром обороны, но оплатили его финансисты из других арабских стран, те, кому мы не можем продать даже автоматную гильзу без крупного международного скандала. Наши отношения с арабским миром очень сложные. Задеть одну из них означает нарваться на конфронтацию с остальными.

— Так мы бросим тех парней?

До показа пленного российского спецназовца в прессе прошла мощная волна репортажей о диверсии и поимке двух диверсантов. При них было оружие, которым они убили гостя страны. Девочка, дочь Магомеда, опознала в нем человека, который убил ее отца, но не тронул ее. Она ходила в местную школу, говорила по-арабски и хорошо запомнила его слова. Опять же «Аль-Джазира» привела сентиментальные выкладки: дочь убитого отца не держит зла на убийцу.

Ленц думал именно об этом, потому не ответил на вопрос Михаила Артемова.

— Допустим, — сказал он, — российские власти признали спецназовцев гражданами своей страны, но отказываются признать саму диверсию. Тем не менее она доказана: диверсантов взяли с поличным. Вести переговоры, точнее, пререкания по этому вопросу долго, утомительно и бесполезно. Даже вредно и недопустимо признание своих граждан причастными к теракту, совершенному на территории суверенного государства.