Михаил Нестеров - Приказ обсуждению не подлежит

В подъезде на короткое время установилась гробовая тишина. Она резко контрастировала с ослепительными пучками света, которые невольно настраивали на шумное перемещение и резкие выкрики. И еще несколько мгновений тишины, пока не закончится отсчет. Командир энергично сгибал и разгибал руку, палец за пальцем сжимая кулак: пять, четыре.., два…

Все. Пошли!

Двое бойцов синхронным ударом выбили дверь и вслед за ней вломились в комнату. Тут же раздался выкрик командира, заучившего фразу на немецком:

— Liegst auf dem FuBboden, Karl! Deckst du das Madchen und stillstehen! <���Карл, на пол! Прикрой девочку и не двигайся! (нем.)>.

Десантники врывались в квартиру и тут же рассыпались в разные стороны, выискивая глазами потенциальные цели и в любой момент готовые придавить спусковой крючок. Яркие пучки от фонарей пересекались и словно двигали предметы в комнате, которые отбрасывали резкие тени.

Андрей Кормильцев знал, что когда-нибудь это произойдет… Когда раздался грохот и выломанная дверь влетела в комнату, он подумал: «За мной». Его даже не прострелила эта мысль, он просто подумал об этом. Наверное, так, как и отвечал: «Еще один убитый».

Он выхватил модифицированную «беретту-92», рассчитывая опустошить весь магазин итальянского пистолета, все пятнадцать патронов.

Из пистолета он стрелял не хуже, чем из снайперской винтовки. С «береттой» он маскировался так же, как если бы у него в руках была «снайперка». «Он здесь, на виду, но в то же время его нет». Он не выдал себя ни звуком, ни движением. И недолго выискивал цель. Он проводил головного спецназовца через прорезь прицела и спустил курок.

Дистанция — пять метров. Цель — голова. Прицеливание. Выстрел. Попадание…

Спецназовца спасла «сфера». Пуля попала в нижний край каски и срикошетировала.

На громкий выстрел из «беретты» десантники ответили мощным огнем из бесшумного оружия. Тяжелые 16-граммовые пули превратили голову снайпера в кровавое месиво…

Трое бойцов свернули влево по ходу движения и оказались в смежной комнате. Двое молодых людей отреагировали на штурм соответственно настроению, уверенности, в которой они пребывали, и настрою самого Боровича. Они ожидали чего угодно, только не штурма. Больше ждали окончания скучноватого действия, начавшегося, однако, остро: убийством немецкой девочки в пригороде Дрездена.

Один потянулся к наплечной кобуре, второй, опрокинув стол, попытался скрыться за ним. Десантники не оставили им ни одного шанса, опустошив магазины «ВАЛов».

На этом смолкли металлические щелчки и сопровождающее их шипенье.

Карл Зельман лежал на полу, прикрывая своим телом дочь. Его крупно трясло, и он не мог сразу сообразить, чего от него хотят вооруженные люди. Он зажмурился от яркого света фонарей, который прожигал его насквозь. Его рывком подняли с пола и взяли под руки, на приличной скорости протащили до двери. На лестнице он уже не чуял ног, повиснув на руках двух миротворцев.

С началом штурма к дому двинулся «шестьдесят шестой». Он перегородил выезд со двора, слепя окна прожекторами, установленными на крыше кабины. Водитель и агент, сидящий на месте пассажира, наблюдали за эвакуацией заложников и тел убитых боевиков.

Бросали взгляды на окна дома — теперь свет горел только в одной квартире, где уже не было ни живых, ни мертвых.

Карл Зельман походил на взятого в плен боевика: десантники задрали на нем пиджак, скрывая лицо; действовали скорее механически. Каролина едва поспевала за бойцами, находясь в их плотном окружении. Девочка была на удивление спокойна и даже не напугана.

Может, предвидела такую развязку. Кто знает, может, похищение было для нее чем-то вроде приключения, а освобождение — счастливым финалом.

Ее буквально на руках внесли в кузов машины, и она снова оказалась зажата между десантниками. Один из них снял каску, что-то рассматривая на ней и качая головой. Он оказался молодым парнем лет двадцати. Он подмигнул ей и щелкнул по носу. Каролина в ответ смешливо шмыгнула.

Водитель дал задний ход и вывел «шишигу» из двора. Спустя несколько минут сербский район Сараево остался позади.

Карл сидел напротив дочери и в слабом свете пары матовых фонарей смотрел на нее. И в очередной раз пришел к выводу, что она пошла в мать.

Когда Карл услышал предупреждение на родном языке, но с сильным акцентом, он тем не менее подумал, что освобождение явилось к нему от своих соотечественников. Наверное, потому что хотел этого. И не мог сказать себе, хочет ли он пожать руку кому-нибудь из этих русских спецназовцев… Если бы и сделал это, то без особой благодарности.