Михаил Нестеров - Если враг не сдается

— Да, ясно, — ответил младший сержант Данейко.

— Я беру юго-восточный сектор. Со мной идет Батый. В лагере за старшего остается Голубец. Экипировка — боевая. Рюкзаки оставляем здесь.

А вот и первое замечание, которое капитан Шаров обязатольно занесет в свой походный блокнот. Простыми словами «командир рвался в бой». Чего ради Литвинов сам решил провести рекогносцировку местности, непонятно. Если бы капитан знал, что сержанту известно расположение баз и дозоров условного противника, он бы только иронически усмехнулся: отрабатывая перед подчиненными, командир группы шаг за шагом вел бы группу в единственно верном направлении. И уже с наступлением сумерек привел бы разведчиков к цели.

Было заметно, что Литвинов изо всех сил старался не замечать контролера группы, но взгляд его, тем не менее, всё чаще натыкался на капитана. Ротный был здесь лишним и понимал это. Один — но в глазах командира и всей группы он представлял собой битком набитую аудиторию. Это для них, «первоходов», а находился бы капитан в компании бывалых спецназовцев, остался бы незамеченным. Или стал бы сосредоточением их топорных острот. Их приколы на заметку не возьмешь, дерзкий и в то же время насмешливый взгляд на бумаге не опишешь: «Эй, капитан! Че ты там нацарапал? Дай почитать, все вместе поплачем».

Эта ложбина, где сосредоточилась разведгруппа, выходила крутояром на восток, и на восточном же склоне, который больше всего пригревался солнцем, было подходящее место для временной стоянки: снег с откоса сошел, сплошной ковер из сухой травы не давал мерзнуть. И еще одна положительная особенность этого места: достаточно было выставить всего одного дозорного — на вершину холма, где естественным укрытием служили хитросплетения кустарника и навалы бурелома, — откуда местность просматривалась на все четыре стороны. Это уже плюс командиру РДГ; но вот если бы не его минус... И если бы можно было применить математическое правило, позволяющее аннулировать результаты. И вмешиваться ни в коем случае нельзя.

Только сейчас капитан вспомнил предостережения командира части полковника Кондратова: «Во время рейда записи делай осторожно, а доклад отдашь начальнику штаба — на правку». Ладно, там видно будет. В случае чего эншэ поправит, он классный редактор.

— Люггер — в дозор. Занимай место на холме, — услышал капитан очередное распоряжение командира РДГ и готовность 19-летнего Леонида Гусейнова:

— Есть!

— Остальным отдыхать.

А вот это было сказано Литвиновым голосом тертого командира: немного устало, но в то же время уверенно, даже с интонациями отеческой заботы.

«Интересно, — подумал Андрей Шаров, найдя опору для ног в виде кочки — так он, лежа на склоне, не скользил по сухой, словно намыленной, траве. И вообще он устал — сказалась травма позвоночника, полученная в чеченском плену. — Интересно, оглянется ли Литвинов?»

Он повернул голову. Трое враскачку поднимались на высотку. Вот Люггер подлез, как налим, под корягу, и буквально пропал из виду, затаившись; а Литвинова и Рахманова словно поглощала земля: спускаясь по ту сторону возвышенности, они будто проваливались — сначала по колено, потом по пояс, наконец исчезли совсем.

Не оглянулся.

Привыкает?

Еще одна пара разведчиков в боевой экипировке — подсумки, укрепленные на грудных планшетах, и комплекты для выживания — скрылась из виду. Санчес сразу взял направление на юго-запад, собственно, возвращался к месту высадки разведгруппы. И еще трое под началом Пуаро последовали за Литвиновым, потом — направлением на северо-восток.

Не обращая внимания на оставшихся бойцов (в лагере, кроме дозорного Люггера, остались Голубец и Садко), капитан вынул записную книжку и авторучку. Поглядев на небо и прищурив глаз, словно вспоминая что-то, он сделал первую запись. Начиналась она тремя цифрами: 9.10. Временем, когда «Урал» доставил их в район поиска.

Глядя на 15-летнего чеченца, который отвечал в банде за продовольствие, Миротворец не без оснований подумал, что человек он конченый. Понимая, что будущее от него уносится со скоростью поезда, он предпринял попытку вскочить на подножку последнего вагона и с ходу сдал своих товарищей; его даже бить не пришлось.

Конченый, лишний человек. Но большинство таких чеченских недоносков держат в руках десятки человеческих жизней. Он больше года помогал товарищам убивать, потом сдал их, не раскаиваясь абсолютно, руководствуясь лишь своим звериным инстинктом самосохранения, в первую очередь от страха перед российскими спецназовцами. Что дальше? С сохой или мастерком в руке его представить невозможно — это здесь, в Чечне, а за школьной партой в любом российском городе он опасен вдвойне. Он чужд нормальному обществу, он — заразная болезнь.