Михаил Нестеров - Если враг не сдается

— Ты командир группы?.. Тебя спрашиваю, собака! Ты прапорщик Седов?

— Я... — Упырь хотел было приподняться на локтях, но Адлан, шагнув к нему, несильно ударил прапорщика в голову.

— Лежать, «кусок»! Остальных в расход, — распорядился он.

Раздался один выстрел, другой — слева и справа от Магомедова. Спецназовцев убивали выстрелом в голову.

А Адлан, как охотник, положив ногу на грудь своей поверженной жертве, поднял голову. Пройдет не так много времени, и голубоватый небесный простор растерзают лопасти вертолета. Он доставит его команду в любую точку области, сядет на любой охраняемый объект. И пусть на проходной сличают, сканируя, отпечатки ладоней — всё это пустое. А «содержательное» опустится в центре охраняемой зоны, выпуская команду в семнадцать опытных диверсантов. Ни один объект не устоит против такой силы.

Магомедов уже слышал щелчки снайперских винтовок, видел падающих с вышек караульных, вдыхал едкий дым рванувшего у дверей ангара мощного заряда. Его бойцы разбиваются на пары, берут под контроль одно здание, второе, третье; запирают мощным огнем все выходы из караульного помещения. Ставится два, четыре, десять зарядов на цистерны и бочки, наполненные боевыми отравляющими веществами, и команда, если позволит оперативность, всем составом покидает объект. Нет — у цистерн останутся четыре облаченные в черное женщины. Они давно готовы пожертвовать собой, ждут лишь приказа от эмира джамаата.

А пока необходимо дождаться остальных — группу сержанта Литвинова. Состав ее послабее этого; но что этот собой представляет? Вот под ногами ровно половина состава: четверо с дырками в голове, один задохнувшийся, как рыба, выброшенная на сушу. А если походить по лесу, можно наткнуться на еще один труп, подрезанный под самую «шляпку».

— Султан, бери трех человек, — отдал очередной приказ Магомедов, — тащите сюда дозорных — и мертвого, и живого. Заодно прихватите Косицина, прикопаем его где-нибудь. Шамиль и Али-Хасан пусть остаются там и смотрят в оба. Султан, я тебе говорю, — прикрикнул Адлан. — Бросай глазеть, мертвых «гоблинов» ни разу не видел, что ли?

Проводив товарищей глазами и отчетливо понимая, что сейчас он и его команда являются безраздельными хозяевами этого притихшего леса, который он подчинил себе, заставил работать на себя также, как родную чеченскую «зеленку», Адлан наконец-то убрал ногу с груди прапорщика.

— Очухался? — спросил он. — Тогда поговорим.

— Мне с тобой говорить не о чем. Обычно я...

— Что ты обычно?.. Ну, чего ты заперхал, спецназ? Что для тебя обычно? Заткнулся? Ну, тогда я скажу, что для вас, русских свиней, дело обычное.

Как и покойный командир чеченского ОМОНа Муса Газимагомадов, Адлан принадлежал к тейпу варандой, а все варандоевцы — родственники, пусть даже дальние. Все мужчины, на взгляд Магомедова, обладали еще и ораторским талантом. Сам Магомедов в течение трех месяцев обучался этому искусству в так называемом исламском институте, функционирующем на территории Дагестана.

Сейчас он не собирался выступать перед российским спецназовцем, чья жизнь подходила к концу, но красноречие бурлило в венах, обогащенный кислородом лесной воздух питал мозги. Российский воздух — но он не затуманивал разума чеченца. Наоборот, его голова работала как никогда четко. Он словно продолжил монолог, обращенный к Рудгеру.

— Сгоревшие дотла школы — вот что для вас дело обычное. Беспризорники — дело обычное. Заранее составленный МЧС план возможных пожаров и наводнений, с последующим стахановским его перевыполнением, — дело обычное. Жить в покосившихся халупах и на пепелищах — дело обычное. Жить в домах с газовыми трубами, дающими утечку, и взлетать на воздух — дело обычное. Любая цивилизованная европейская страна, найми она вашего «всероссийского бэтмена», министра по чрезвычайным ситуациям, в кратчайшие сроки развалится. Жить не просто с медицинскими учреждениями, а с центрами медицины катастроф и им подобных — для вас дело обычное. И никаких терактов не надо, сиди спокойно и жди, когда взлетит на воздух последний дом, сгорит в огне последний российский ребенок, замерзнет в своей кровати последний старик. Останутся одни бомжи.

Для вас обычное дело смеяться над собой и своими дорогами, вам никогда не додуматься до простой вещи, что, отремонтировав дороги, вы избавитесь и от дураков. Для вас привычкой стала зависть. Именно поэтому вы пришли с войной на нашу землю, где наши отцы, вернувшись в Чечню в конце 50-х, построили себе и детям красивые дома, работая по шестнадцать часов в сутки и триста шестьдесят пять дней в году, благоустроили улицы, взяли на воспитание соседского ребенка. Вам не понравился контраст: ваши убогие избы, где вам лень подмести пол, и чистота наших добротных домов. Разрушенный до основания Грозный сейчас — это то, что вам нравится, то, к чему вы привыкли, то, что радует ваш глаз: это дым пожарищ, грязь, мусор, непролазные колеи, обгоревшие останки человеческих тел.