Михаил Нестеров - Группа особого назначения

Что же делать?

Все молчали. Больше всех пациент с разинутым ртом в кресле. Тот запросто мог сойти за его деда. Больше в кабинете никого не было.

А может, мент тоже Шепелев?

Нет, скорее всего Скорохватов.

Санька громко шмыгнул носом, его взгляд метался от одного к другому. А если надавить на жалость? Заплакать? Ну уж нет! Не дождетесь! Правда, вчера он не сдержался и заревел, как девчонка. Но то произошло помимо воли. Саньке на какое-то время Татьяна напомнила мать, от нее исходило тепло, она была добрая, ласковая. И он обнял ее. Через толстую шапку чувствовал ее горячие ладони, и ему казалось, что она тихо прошептала: «Сынок...»

Сейчас она рядом. Мальчик не держал на нее зла, в нем зародилась и тут же пропала легкая обида, совсем как к матери, когда она, по его мнению, несправедливо наказывала его. Он никогда надолго не обижался на мать, не ходил с надутыми губами, бровей не хмурил. Он любил ее. Вдвойне, потому что, сколько себя помнил, рядом с ним была только она, больше никого.

Эти воспоминания он перенес на Татьяну и вдруг понял, что ему не обязательно «давить на жалость», еще чуть-чуть — и он действительно заплачет. Она смотрит на него, в ее взгляде сквозит сожаление. Но может быть, еще не поздно? Стоит только поговорить с этим человеком. Ведь он, в сущности, неплохой мужик, иначе не стоять бы сейчас Саньке в этом кабинете.

Мальчик перевел взгляд на своего провожатого. Ну чего тебе стоит? Ведь все тебя просят, посмотри на врачиху, на сестру... Мало тебе, загляни в рот больному.

— Саша, — дрогнувшим голосом произнесла Татьяна, — познакомься: это Николай, мой знакомый. Но честное слово, я не знала, что он придет за тобой. Ты веришь мне?

Знакомый?..

Санька тяжело сглотнул. Может, его все-таки отпустят. Да нет, наверняка отпустят. Вон врачиха пустила слезу, неужели не проникнется человек. И ведь с самого начала знал, что Таня — не сестра ему, приметы выложил, про родинку рассказал, что в больнице работает, а пошел.

И вдруг Саньку прострелило: не милиционер это. Нет, не мильтон, точно. А кто же тогда? Ведь бритоголовый парень, который собирает оброк на рынке, шарахнулся от него, как от мента. Вернее, от его взгляда и слов. О, Санька видел его глаза: почти черные, насмешливые и в то же время какие-то усталые. Сейчас они смотрят на него по-другому, стали еще чернее, усталости — больше.

Тогда кто же ты?

Санька перебрал всех: Таня была для него сестрой, врачиха подходила на роль матери, пожилой мужчина в кресле — на деда; а этот... Почему же его пропустил Санька, а ведь он несколько раз назвал его братом.

Санька совсем запутался. Ему захотелось остаться одному, пусть даже в приемнике-распределителе, и не видеть ничьих лиц. Почему весь этот сложный ком обрушился на него? Почему еще вчера он был один, но более-менее спокоен, почему он долгое время не думал о родственниках, а сейчас перебрал всех, захотел вдруг иметь их. Ситуация... Но не в ней дело, устал он, он еще маленький, а борется за жизнь не хуже взрослого; и не каждый взрослый человек выдержит то, что испытал Санька.

И он забился в сильных руках Кавлиса. Николай, словно предчувствуя эмоциональный всплеск мальчика, мгновенно оказался рядом и прижал к себе...

Что творится с Санькой последнее время? Суток не прошло, а он во второй раз попадает в объятия. И слышит извиняющийся голос Таниного знакомого:

— Дошутился... Прости, Саня, это я виноват.

О чем он говорит? Да за это тысячу раз простить можно.

Санька едет в такси. Его везут на Большую Песчаную. В машине тепло, пахнет куревом, от Николая исходит терпкий аромат одеколона. Его сильная рука обнимает Саньку за плечи.

По другую сторону мальчика — Таня. Украдкой он бросает на нее взгляды, видя ее большую родинку, и такое чувство, что знает он ее давно-давно, только вот вспомнить не может, откуда.

Санька смирился, он поверил этим людям, они его не бросят, и он из маленького мужичка стал стремительно падать снова в детство. Рядом с сильным Николаем и Таней почувствовал себя маленьким мальчиком, каким и положено ему быть в его девять лет.

А что дальше?

Вот теперь на этот вопрос он уже не мог найти ответа, на него знают ответ только взрослые, которые сидят по обе стороны от него. Все правильно. И у него язык не повернется поблагодарить их. Почему — тоже не знал. Это все равно что заехать другу по уху.

Зимой путь всегда кажется длиннее; путь домой — всегда короче.

Санька задремал. Он тихо сопел носом, привалившись к Николаю. Шапка сползла с одного уха, и он стал похож на спящего гномика.