Михаил Нестеров - Черный беркут

Егерь вывел лодку со стремнины и направил ее ближе к берегу.

И слева, и справа земля утопала в зелени. Вековые ели, как по ступеням, уходили вверх по крутым берегам.

Парень неожиданно обернулся на егеря и попросил его сбавить обороты. Когда лодка уменьшила ход, он зачерпнул пригоршней воды, намочив рукав рубашки, и выпил.

— Амброзия, — улыбнулся он. — Правда вкусная вода. Давай, отец, поехали.

«Странные люди», — подумал хозяин, прибавляя газу. Он приметил, что улыбка у парня была не очень-то радостной.

Таджикистан, район Нижнего Пянджа, июль 1998 г.

В третьем или четвертом по счету селе женщина и мальчик сумели наконец отдохнуть в нормальных условиях. Обычно под ночлег им отводили небольшие глинобитные помещения рядом с отхожими местами и кормили похлебкой из раздробленных зерен пшеницы и кукурузы, которую таджики называют кашаком. Сегодня к вечеру их угостили настоящими лепешками, дали немного сушеных шариков из соленого творога и поместили в мехманхану, комнату для гостей, заполненную людьми. Им отвели угол, бросив к ногам кучу старого тряпья, пропахшего овечьей шерстью.

Анна буквально валилась с ног и не обращала внимания на прикованные к ней и маленькому сыну любопытные взгляды. Она расстелила тряпье в углу и легла спиной к людям, прикрыв собой отощавшего за несколько дней изнурительного перехода Володьку. Он уже не плакал, как первое время, только тяжело сопел носом и сурово сдвигал к переносице брови, чем напоминал Анне мужа. Сейчас сын, обняв мать, почти мгновенно уснул.

Женщина спиной почувствовала, что вскоре люди перестали обращать на них внимание и снова повернулись к почетному гостю.

Анна засыпала. Сквозь сон слышала обрывки речи. Вот кто-то довольно громко произнес: «Договорились!» Его поддержали гортанные одобрительные возгласы. Женщина, неплохо знавшая один из иранских языков, поняла, что в комнате для гостей находятся люди казилкана — судьи шариата.

Безари Расмон и еще несколько человек, сопровождавшие пленников — русскую женщину с сыном, оказались почетными гостями в этом богатом доме. Расмон в России считался бы пожилым человеком, но не здесь, почти в центре Востока, — ему едва перевалило за шестьдесят. Военная форма была к лицу этому крепкому мужчине, густая борода делала его облик почти устрашающим. В основном сегодня вечером говорил он. Изредка воин делал паузы, и тогда слышались такие же возгласы, неприятные для уха женщины, казавшиеся ей не одобрением, а ропотом.

— Прекрасная мысль. Да примет ее Господь!

— Да сохранит Аллах все наши тайны.

— Только трусливые просят Аллаха сохранить тайну! У нас нет тайн от Господа.

— Правильно, говори, таксир! [1]

Несмотря на духоту, Анне было прохладно в углу жилища. Появилось обычное желание накрыться... одеялом. В своей квартире, даже когда было довольно тепло или жарко, Анна всегда укрывалась одеялом, это вошло в привычку, и она не могла отделаться от нее. Она завозилась на своем месте, крепче прижимая сына к груди.

Кто-то заметил ее жест и велел принести банарас. Чьи-то руки, кажется, пожилой женщины, накрыли гостью полосатой шелковой тканью, предназначавшейся для шитья верхних халатов.

Гостье даже не пришла в голову мысль сказать спасибо благодетельнице. Она быстро согрелась и снова стала погружаться в сон.

— А если казилкан не пожелает сделать этого? — спросил кто-то.

— А захочет ли он ссориться с нами? — раздался твердый голос полевого командира Безари Расмона. — Я ответил тебе только потому, что в тебе сейчас говорит не разум, а гашиш. Если бы твои мозги не были напрочь прокурены, ты бы не забывал своего брата, которого застрелил враг наш — Черный Назир [2]. А твоего брата, Кадыр? А твоего?.. Мы уже давно вынесли ему смертный приговор...

Когда в комнату вошел казий, стало чуть потише. Говорил Безари Расмон, ему вторили друзья по оружию; несколько слов, встреченных с явным одобрением, произнес и Кадыр. Все ждали слова казия.

Кори-Исмат, не вставая с места и не глядя в десятки глаз, устремленных на него, коротко спросил у Расмона:

— Безари, зачем ты позвал меня? Разве не было у нас предварительного разговора? Я же говорил, что всегда поддержу тебя. Где тот человек, которого ты хотел вывести на суд шариата? Где он, принесший слезы и горе в наши дома? Сколько бы я ни смотрел вокруг, я не вижу его, да простит мне Аллах слова мои.

— Ты прав, Кори, я тоже его здесь не вижу. А вот если вглядеться внимательнее, можно заметить вон в том углу жену и сына Черного Назира, — вкрадчиво проговорил Расмон.