Михаил Серегин - Когда стреляет мишень

— Что-что? — переспросил Фокин. — Чьим секретом, Вовка?

— Это так называют секрет, который всем известен, — пояснил Владимир. — Полишинель — это такое комическое лицо средневекового французского театра.., нечто вроде русского Петрушки. Ты на него, кстати, изрядно смахиваешь.

— М-м-м, — Фокин почесал лоб, а потом сокрушенно признался:

— Честно говоря, о том, что делать дальше, я имею ровно столько же понятия, как об этом твоем дурацком Полишинеле. Башка трещит. Раньше никогда не болела.

Ничего толком сообразить пока не удается. Старею, наверно.

— Ладно, будет видно. Но тебе, Афоня, — Свиридов покачал головой, — тебе надо в самом скором времени покинуть Москву. А лучше и Россию. Деньги у тебя есть, так что езжай-ка ты, братец, проветрись.

— А ты?

— А что я? — пожал плечами Свиридов.

— Ты же сам говорил, что в этом деле мы с тобой повязаны. Что тот важный ублюдок, который знает меня по «Капелле», может знать и тебя.

И ведь могут вычислить, что во всем этом деле ты покрывал мои грешки, так что могут и притянуть к ответу. А ответ за все это сам знаешь — завизируют тебе росчерком во лбу поездку на кладбище. — Фокин покачал головой. — Так что не валяй дурака.., поехали со мной. Тем более что у тебя через два дня день рождения. Отметим его где-нибудь на Лазурном берегу... Чем плохо?

— А если что, и останемся там навсегда, — тихо сказал Владимир и криво усмехнулся одними уголками губ, вспомнив вчерашние пьяные слова Ани, которые удивительным образом перекликались с сегодняшними предложениями Фокина: «Уедем.., навсегда. А Сергею я потом напишу.., все объясню...»

— Ты что? — спросил Фокин и посмотрел на задумавшегося друга. — Что с тобой, Вован?

— Ничего, — ответил Свиридов. — Но ты прав. Мы не можем больше находиться здесь.

Надо сказать, это достижение: пробыть в Москве всего лишь двое суток и уже умудриться нажить себе геморрой в виде необходимости срочно отсюда сваливать в любом направлении, за исключением востока: Колыма открыта, но нам туда не надо.

— И за исключением севера, — добавил Фокин, — что нам там делать, на полюсе-то? Разве что моржей да тюленей хреном глушить.

— А на юге я знаю только Афган да Чечню, — жестко добавил Свиридов. — Так что сам понимаешь, как тесен для нас мир, особенно если хорошо выпить и не употреблять при этом кокаина или галлюциногенов.

— Скажешь тоже, — обиженно протянул выпивоха-ортодокс Фокин, который не признавал никаких иных способов отравления организма, кроме алкоголя. — Еще не хватало жабать всякую дурь.

— Ладно, я ведь на работе, — спохватился Свиридов, — и ты, кстати, тоже. Андрея Васильевича Чечеткина на твое место, насколько я знаю, еще никто не утверждал, так что...

— А что, это он сейчас начальник службы безопасности? — усмехнулся Фокин. — Значит, я вчера обидел своего временного преемника?

— Ну и что? Ничего с ним не случилось, я сам доволок его до клуба и там сдал на поруки его же ребятам. Вероятно, они быстро привели его в чувство, потому что, насколько я знаю, в больницу его отправлять не стали. Вероятно, очухался.

— Или окочурился, — мрачно выговорил Фокин, — я же его в полную силу ударил, мог и череп проломить. Ему повезло, что я его хорошо знаю и в принципе держу за неплохого парня.

Был бы чужой, не знаю.., убил бы и не успел бы об этом пожалеть.

В дверь постучали.

— Войдите, — повысил голос Свиридов.

— Анна Михайловна просит вас зайти к ней, — просунув голову в приоткрытую дверь, сообщила горничная. Та самая, что накануне пыталась успокоить едва не впавшую в истерику Аню. — И вас, Афанасий Сергеевич. Она узнала, что вы нашлись, и хочет вас видеть.

— М-м-м, — пробормотал Фокин, видевший эту почтенную даму впервые в своей короткой тридцатичетырехлетней жизни. — А откуда эта старая мымра меня знает, а, Вован?

— Да тебя все знают, Афоня, — махнул рукой Свиридов, — пол-Москвы, я так думаю. А эта мымра тебя знает по той простой причине, что точно так же работает у Коваленко, как и ты.

Пойдем.

Аня уже привела себя в порядок после вчерашнего банкета. Она сидела в полном одиночестве в огромной гостиной и завтракала — если так можно назвать трапезу в два часа дня. Тут же были поставлены два прибора — как можно было предположить с большой степенью вероятности, для Свиридова и Фокина.

— Рада вас видеть, — негромко сказала она, когда друзья уселись за стол, и Фокин, дружески ей улыбнувшись, начал меланхолично уничтожать содержимое своей тарелки. Свиридов покрутил в руках вилку и ложку, после чего окунул последнюю в замысловатого янтарно-желтого цвета похлебку, испускавшую, впрочем, весьма аппетитный запах, и выжидательно посмотрел на Аню.