Михаил Серегин - Вольный стрелок

— Да откуда ж мне знать? — уже более спокойно выговорил тот. — Мы только знали, куда ее подвезти.., а что там, как там.., это я без понятия.

— И сколько он заплатил? — резко спросил Свиридов. — Рубль нынче колбасит, каждый цент на счету, правда?

Амбал тупо закивал головой, а потом пробормотал:

— Да по пятьсот баксов на брата отстегнул, ханыга.

— Только-то? — усмехнулся Свиридов. — И не жалко тебе подыхать из-за каких-то пятисот «зеленых», а?

Студнеобразное лицо бандита судорожно затряслось, на лбу проступили капли пота, и он проквакал нечто маловразумительное, вероятно, долженствующее означать, что подыхать жалко и за пятьсот тысяч.

— Все ясно, — сказал Свиридов Ане, — этот олух ничего не знает.

— А теперь объясни мне, сын мой, — хмуро начал священник, — какого черта ты устроил для меня это вифлеемское избиение младенцев?

— Фоня, ты пьян, — коротко ответил ему Свиридов, — а за избиение, как ты говоришь, тебе отдельное спасибо. Наставлять на путь истинный — это ведь по твоему профилю, правда?

Тот что-то промычал.

— В общем, так, толстый, — повернулся к бандиту Влад, — забирай своих младенцев и вали из святого храма.., а то разлеглись тут…

Тот скатился вниз по лестнице и, легко подхватив своих покалеченных рукой пастыря собратьев, исчез за выступом стены.

— Очень насыщенный вечер, — сказал Свиридов, — правда, Аня?

Ответа не последовало.

Свиридов огляделся по сторонам, потом недоуменно посмотрел на отца Велимира, сворачивающего свою праздничную ризу, и проговорил:

— Послушай, Афоня.., а где же девчонка?

— А что девчонка? — оборотившись на манер БТР, разворачивающегося на затянутом грязью танкодроме, проговорил отец Велимир.

— Да с концами!

— Куда она денется, когда разденется, — лаконично ответил преподобный отец и вернулся к прерванному в связи с приходом непрошеных гостей процессу переодевания. — Сейчас придет.

— Да меня интересует не то, придет ли она сейчас или не придет, а совсем другое… как она могла ускользнуть незаметно и зачем это ей надо?

— Да надоел ты ей, вот и все, брат Вовчик! — пробасил Фокин, натягивая куртку.

— У тебя тут есть выходы из ризницы, помимо основного?

— Да есть.., там, — неопределенно махнул рукой отец Велимир.

— Ну так она через него и ускользнула.

Чтоб этих баб!.. — затейливо выругался Влад и краем глаза посмотрел на сотрясающегося от смеха всем своим монументальным корпусом Афанасия.

— Да, обидно, конечно, — отсмеявшись, констатировал Фокин. — Девчонка, что и говорить, красивая.., где ты только берешь таких?

— Это не я ее, а она меня, — ответил Влад, — эта красивая девочка сильно беспокоится за состояние здоровья господ Страдзе Эдуарда Георгиевича и Кирилла Георгиевича в ближайшие несколько суток, потому как есть некоторая вероятность, что оно существенно ухудшится.

Отец Велимир выпучил глаза, потому как прекрасно понял, что кроется за этими обтекаемыми формулировками, которыми так любил щеголять его старый друг…

* * *

— Ну что, Афоня, как ты смотришь на то, чтобы пойти в клуб «Нимфо»? Только не говори, что не знаешь, где это и с чем его едят, — сказал Свиридов после того, как они вышли из церкви.

Внезапное исчезновение Ани, откровенно говоря, не очень сильно обеспокоило его. Девушка с самого начала показалась ему достаточно странненькой — в лучшем смысле этого слова, кроме того, он не находил никаких мотивов для подобного поведения.

Никаких серьезных мотивов.

— Почему не знаю? — ухмыльнулся отец Велимир. — Очень даже знаю. С клубникой и бананами это все едят.

Смысл загадочных слов Фокина прояснился позже.

— Только зачем туда идти? — продолжал он. — Директор всего этого выпендрежа — мой хороший знакомый, и если я ему позвоню, он подгонит нам пару девочек со всеми прибамбасами и по весьма умеренной цене.

Хотя у них вызовы на дом не практикуются.., они для того считают себя слишком крутыми, но по знакомству нам с тобой помогут в нашей общенациональной трагедии.

И он насмешливо посмотрел на Влада.

Надо сказать, что как только нога отца Велимира ступала за пределы храма, вся его святость по необъяснимому стечению обстоятельств улетучивалась и он становился таким многогрешным и падким на соблазны человеком, что не приведи господь.

Хотя и в церкви поведение пресвятого отца едва ли давало повод усомниться в том, что у него нет никаких оснований рассчитывать ни на прижизненную канонизацию, ни на посмертное причисление к лику святых.