Виталий Гладкий - Чужая игра

Так умирали под пытками буддийские монахи высшей формы посвящения, и их истязатели едва с ума не сходили от суеверного ужаса.

До них просто не доходило, как может человек, которого рвут на куски, не кричать и даже безмятежно улыбаться.

Я перестал ощущать тело и с немыслимой скоростью устремил свой дух в межзвездное пространство…

Вышел я из этого состояния, когда беспалый с вытаращенными от удивления глазами начал трясти меня за плечи:

— Очнись, Карасев! Ну!

— Пошел… ты… на…

Мне показалось, что в комнате пахнет паленым.

— Глазам своим не верю… — Он тряхнул головой, будто прогоняя наваждение. — Вам что, не было больно?

— Ублюдок… Мерзкая тварь… Палач… твою мать…

— Зачем ругаться? Лучше решим наши проблемы полюбовно. Ваши признания в обмен на жизнь и свободу.

Я не стал отвечать.

В этот момент я готовился к худшему. Освободиться бы… Вот тогда я бы с тобой и потолковал, господин хороший.

Но массивные железные «браслеты», надетые на руки и ноги, мог разорвать разве что мифический Геркулес.

— Попробуем более действенный способ…

Беспалый достал из картонной коробки какой-то шлем, присоединил его к питанию и надел мне на голову, закрепив его на специальных направляющих, вмонтированных в спинку кресла.

— Карасев, если вы прямо сейчас не выполните то, что я вам говорю, то через минуту будет просто поздно. Вы станете сумасшедшим. Эта штука разжижает мозги.

— Я ничего не знаю.

— Ну что же, я предупреждал…

Я опять погрузился в мир медитации.

Но или я еще не достиг необходимого совершенства, или не смог быстро войти в полный транс, так как дикая боль поразила мозг, словно в голову воткнули раскаленный прут.

Я не выдержал, и моя глотка исторгла дикий вопль.

— Признание!

— Пошел ты!..

Опять огонь забурлил в черепной коробке, и я снова не удержал крик.

— Признание!!!

— Я не…

— Последний раз прошу тебя, сукин сын, — подпиши признание! Тебя послал Кончак. Кончак! Чтобы убить Наума Борисовича. Убить! Что здесь непонятного? Несколько строчек — и свобода. Свобода!

Я не хотел говорить.

Я приготовился умереть.

Это уже было в моей жизни. И не раз. Похоже, умирать у меня вошло в привычку. Так стоит ли сильно волноваться по этому поводу?

Но я никого и никогда не предавал.

И сейчас не собирался, пусть все они мне и были безразличны, а некоторые просто омерзительны.

Предать кого-то значило для меня предать свои принципы. Хотя… какие могут быть принципы у наемного убийцы?

Но они у меня имелись, как это ни странно. И это было последнее, не считая моей семьи, что удерживало мою проклятую душу на этом свете.

Однако всему когда-нибудь приходит конец. Я понял, что на этот раз избежать смерти не удастся. Мысленно возопив: «Прости и прощай, родная, любимая Ольгушка!» — я приготовился встретить неизбежное достойно.

На этот раз я начал ускорять сердечные ритмы. Поступая таким образом, я знал, что электрический разряд должен добить меня наверняка.

Я не хотел остаться после пытки безмозглым существом, полуживотным. Это страшнее смерти. А потому перестал сопротивляться действию электрического тока, чтобы он сжег меня, словно негодный предохранитель.

И удар не замедлил последовать!

Разряд прошил меня с головы до пяток, наложив немыслимо тяжелые оковы на сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Казалось, что внутри рвались нервы, мышцы, ломались ребра, лопались артерии и вены. В груди бушевал пожар, постепенно подбираясь к черепной коробке.

Это было ужасно. Боль пожирала сознание, как саранча хлебные поля. В ушах стоял шелест и треск.

Но прежде чем окончательно сойти с ума или умереть, я вдруг вспомнил. Словно пелена спала с моих глаз, на короткий момент возвратив память и способность трезво мыслить.

Я ВСПОМНИЛ!!!

Это было невероятно, но факт. Перед моим внутренним взором за секунду пролетела вся моя жизнь — люди, события, памятные места.

Как будто с высоты птичьего полета я видел нашу мерзкую коммуналку и комнату, где гужевались дружки моей матери, ее саму — растрепанную и пьяную, соседку Хрюковну, любившую исподтишка треснуть меня по башке половником, кошку зажиточных соседей-торгашей, у которой я воровал из миски еду…

Я видел школу, куда стыдился ходить, потому что одевался в многократно заштопанные обноски; классную руководительницу по прозвищу Штучка-Дрючка, лицемерную ханжу, которая никогда не упускала случая напомнить всем о моей бедности — понятное дело, из добрых побуждений.