Виталий Гладкий - Чужая игра

«Смазкой» или «наваром» называлась премия после операции, которую омоновцы чаще всего «выписывали» сами себе. Она могла быть чем угодно: деньгами, спиртным, продуктами и так далее.

Но такую дань парни Кузьмича брали только у богатых «новых» русских, от которых за версту несло криминалом. Тогда они особо не церемонились.

«А чего? — говорил Кузьмич. — Эти уроды народ трудовой ограбили? Ограбили. Так пусть поделятся хотя бы с теми, кто этот народ защищает».

— Серега, я-то могу. Много ли мне надо. А вот у моих орлов без свежего мяса когти затупятся.

— Ответить честно или как?

— А я тебе когда-нибудь врал?

— Не припоминаю.

— Тогда о чем базар?

— Лады. Говорю как на духу — не знаю. Но скорее всего, будет дупель пусто.

— Огорчаешь ты меня, друг сердешный…

Я едва не рассмеялся, представив унылую физиономию Кузьмича, да еще спросонку. В такие моменты он был похож на лешего — лохматый, с кустистой щетиной на щеках и подбородке, а в глазах похмельная тоска.

— Только в драку до особого не ввязывайся. У нас пароль «Коршун», отзыв — «Ибис». Запомнил?

— Ага. Особенно отзыв… — буркнул недовольный Кузьмич. — И так понятно, что придется потрахаться от души. Я так понимаю, дело серьезное.

— Когда прибудешь на точку, свяжись со мной… — Я дал номер телефона. — Не забудь прихватить мобильник, Кузьмич. Ребята пусть особо не высовываются, чтобы не схлопотать шальную пулю.

— Понял. А с мобилой я даже в постели не расстаюсь. Все, отбой. Приступаю к исполнению…

Кузьмич отключился.

— Свяжись с Питоном, — передал мне Волкодав переговорное устройство.

— Зачем?

— А затем, чтобы он успокоил дежурную часть горУВД. Иначе пришлют сюда сдуру каких-нибудь пацанов лет по двадцать — двадцать пять, которые ничего, кроме ложки, в руках держать не умеют, и их тут перещелкают, словно цыплят.

— Понял…

Я стал вызывать Латышева. Полковник откликнулся не сразу. Наверное, он был на связи с кем-то другим.

Латышев явно был взволнован. Я хорошо слышал его бурное дыхание, будто полковник только что поднялся пешком на двадцатый этаж.

— Разумно, — подумав, ответил Латышев. — Кроме всего прочего, нам там лишние люди не нужны. Сейчас займусь. «Грета» на подходе…

Мы пока в бой не ввязывались. Волкодав мудро выжидал. При этом он напевал себе под нос детскую песенку.

Правда, слова в ней были несколько иные: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. То там сто грамм, то там сто грамм — на то оно и утро…»

В отличие от него обычно невозмутимый Акула весь извелся, прислушиваясь к стрельбе. Он не знал, куда девать руки.

— Ну и коверкот… — бубнил он с недовольным видом, в который раз пробуя остроту лезвия десантного ножа. — Командир, какого хрена торчим здесь, как гвоздь в дерьме?! Там ребятам, может, помощь требуется, а мы…

— Захлопни пасть, Акула! Это не твоего ума дело. У парней своя задача, у нас своя. Забыл?

— Не то чтобы…

— Вот и помолчи.

Волкодав стоял, укрывшись за деревом, и наблюдал за воротами через окуляр прибора ночного видения.

— Хреновое дело… — буркнул он. — Где эта проститутка «Грета»?!

— Что там? — спросил я.

— Какое-то шевеление вокруг кабины тягача. Уж не думают ли они когти рвануть в какую-нибудь тихую гавань?

— Весьма возможно.

— Группа «Д»! Что у вас там?

Волкодав включил переговорное устройство.

— Я «Буран», как слышите меня, прием!

(У всех руководителей операции были свои позывные: у Виктора Егоровича — «Гриф», у Латышева — «Крот»; но непосредственно операцией руководил Волкодав.)

— У нас потери! Двое раненых. Эвакуируюсь.

— Черт! Группа «А», я «Буран»! Вы меня слышите?

— Так точно! Слышим, прием…

— Срочно подтянитесь в зону группы «Д»!

— Есть! Конец связи.

— Всем остальным группам! — Волкодав был сильно встревожен. — Это «Буран». Вы что там, уснули, мать вашу?! Приступайте ко второму варианту. «Грета» на подходе.

Второй вариант — это захват здания охраны. Она сейчас сидела в трансе, боясь высунуться наружу.

Из окон второго этажа можно было держать под обстрелом площадку, где стоял рефрижератор, ворота и подходы к складам.

— Все, амбец…

Волкодав решительно спрятал прибор ночного видения в сумку.

— Пора и нам взяться за дело. Акула, берем этот долбаный автобус. Стрелять наверняка. Только давай без твоих дурацких шуток! Подбираемся тихо, бьем в упор. Майор, запомни — никаких сантиментов. Считай, что ты снова на фронте. Сам видишь, что творится…