Роман Кожухаров - Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев (сборник)

Наблюдательный пункт взводного располагался ближе к пойме реки, на уклоне, перед густой кустарниковой порослью, как бы отсекавшей сухую землю от прибрежной, заболоченной. На верхушке была оборудована ячейка, откуда все холмы впереди были как на ладони. От нее по уклону вниз вел ход, сообщавшийся с более вместительной траншеей. В ней взводный и его замы пережидали минометный обстрел. Немецкие мины сыпались на макушку, туда, где была наблюдательная ячейка.

— Вот черти, не унимаются… — не переставал сетовать замкомвзвода Дерюжный, то и дело выглядывая из траншеи.

— Они-то ладно, а ты бы, Семеныч, унялся… — устало отозвался взводный. — Не ровен час, осколок поймаешь.

Замкомвзвода со страдательческим выражением на лице поправил каску.

— Эх, товарищ старший лейтенант… Мы ж всю ночь ячейку эту рыли. А они ее в два счета сровняют. Чисто трактор…

— Значит, плохо рыли… — с ухмылкой отозвался Степанков. — Раз фашист работу вашу в два счета сковырнул.

Неунывающему ординарцу и обстрел был не в тягость. Он курил в горсть, затягиваясь с таким упоительным самозабвением, словно ладонь его таила волшебную силу, способную защитить от любого осколка или пули.

Дерюжный только махнул рукой в сторону ординарца и снова выглянул из-за края траншеи.

— Ох ты, японская дивизия… Кому это жить надоело? — воскликнул вдруг он, припадая к самому краю бруствера.

Не сразу распозналось неясное движение среди земляных рытвин, пока над контуром не мелькнул округлый силуэт. Дерюжный только тогда уловил, что это ползет боец в каске, со скатанной и перекинутой через спину, торчащей горбом шинелью.

Боец, возникнув на краю гребня, тут же исчез, нырнув в ячейку. Следом возник другой, и тут же его загородил фонтан земли, вспучившийся в нескольких метрах от траншеи.

Пока взводный и его замы пережидали дождь земляных ошметков, в траншее оказался весь покрытый пылью и грязью переменник. Он вполз, шумно дыша, и тут же, поднявшись на колени, попытался отрапортовать.

— Това… рищ… стар… ший… — хрипло выдавливал он, пытаясь поймать сбившееся дыхание.

Тут в траншею ввалился второй, толкнув первого.

— Ладно, ладно, Гвоздев… вижу, кто ты есть, — доброжелательно прервал попытку доклада взводный.

— Хотя видок у вас, братушки, еще тот, — отозвался из своего укромного угла Степанков. — Мама бы родная не узнала.

— Мама бы узнала, — тоном спорщика ответил Зарайский.

Он только что втиснулся в траншею третьим по счету прибывшим и тоже обессиленно дышал, прислонясь к земляной стенке, размазывая пот по грязному лицу.

— Ох и попали мы, товарищ командир, — радостно выпалил Гвоздев, отфыркиваясь, как будто только что вынырнул на поверхность реки после прыжка «щучкой» с десятиметровой высоты моста. — Особенно на горке накрыло так, что думал — все, по кусочкам соберут.

— Немец жарит, что то солнце. Чистый дьявол, — согласно кивнул Семеныч.

— А все ж таки пронесло, — весело сказал Зарайский, понемногу успокаивая дыхание. — Видно, мама очень хочет сына повидать.

— Это точно. Не иначе как заступилась за тебя перед костлявой, — вступил в разговор Фомин, третий боец, пластунским способом прибывший в командирскую ячейку.

Несмотря на то что он только что отмахал на животе с локтями не менее метров тридцати, под непрерывным градом рвущихся мин и снарядов, он даже не запыхался и говорил ровным, спокойным тоном.

— А ведь и верно, — воскликнул Дерюжный, хватаясь за шинель, скатанную вокруг плеча Зарайского. — Глядите-ка, из сукна чистую бахрому уделало.

Со стороны спины шинельное сукно торчало искромсанной, точно цепным псом изорванной лапшой.

Демьян в очередной раз удивился про себя необычайной выносливости этого сибиряка и в глубине души порадовался, что Фомин именно в его отделении. Хотя бы пару человек таких имеешь на всех остальных Буруновых — надежных, немногословных, твердых, как кремень, — и можно воевать.

Добралась до НП группа Гвоздева действительно чудом. Как раз когда они по-пластунски преодолевали макушку возвышенности, немцы усилили обстрел из своих минометов. Теперь обширный квадрат обстрела переместился в глубь, за реку. Гремело где-то на левом берегу, за кустарником, невысоким, но густым, плотной щеткой покрывавшим болотистую речную пойму.

Как выяснилось, группе, которую собирал старший лейтенант Коптюк, предстояло отправиться обратно на левый берег, но южнее рубежа штрафного батальона. Информацию взводный озвучил отрывисто и быстро, как только к НП добрались и представители других отделений. От Пилипчука прибыл Фаррахов со своим «дегтярем» за спиной и еще один боец, из новеньких, по фамилии Рябчиков.