Александр Тамоников - Не злите спецназ!

Коновалов распахнул дверь, и офицеры увидели от входа трех спящих на полу боевиков. Майор выстрелил два раза, капитан — один. Телохранители дернулись и застыли под одеялами.

— Теперь ты в кабинет, к Акбару, я в спальню Бурхона. И дай бог, чтобы с ним не было жены. Иначе придется валить обоих.

— Ничего не поделаешь, командир…

— Ладно, продолжаем!

Они вышли из комнаты телохранителей. Седов подошел к соседней, правой комнате, Коновалов — к левой. По сигналу офицеры одновременно распахнули створки. Раздались два почти одновременных хлопка. Седов и Коновалов закрыли двери, отошли к центру комнаты.

— Акбар в минусе, — доложил Пегас.

— Бурхон — тоже. Один оказался. Господь на нашей стороне.

— Уходим?

— Да, больше нам здесь делать нечего.

Офицеры направились ко входу, но остановились, услышав шум за спиной. Резко обернулись, направив стволы винтовок на шум, и увидели вышедшую из женской половины немолодую уже женщину в халате, с распущенными волосами и разбитым в кровь лицом.

— Стоять тихо! — приказал ей Седов.

— Этого нам только не хватало, — простонал Коновалов.

Седов подозвал женщину к себе. Она послушно подошла.

— Кто ты? — спросил ее командир отряда.

Женщина ответила на чистом русском языке:

— Байзо, старшая жена Бурхона. Вы убили моего мужа?

— Да… А вот теперь что прикажешь делать с тобой?

Но женщина словно не слышала майора:

— Убили? Хорошо!

— Что? — удивленно переспросил Седов. — Хорошо? Хорошо то, что мы убили твоего мужа?

— Вы не ослышались. Турсун давно заслужил смерть, и Аллах наконец наказал его.

— Интересно…

— Что вам интересно?

— Седой, у бабы нож, — вдруг воскликнул Коновалов. — А ну, брось тесак, женщина!

Старшая жена Бурхона отбросила нож в сторону:

— В нем больше нет необходимости.

— Почему ты не спала и вышла сюда с ножом?

— Чтобы сделать то, что сделали вы.

— Не понял… Ты хотела прирезать собственного мужа?

— Вы видите перед собой униженную, избитую старуху. А ведь мне нет еще и сорока пяти лет. В старуху меня превратил Бурхон, будь проклято его имя!

— Понятно, — проговорил Седов, — внутрисемейные разборки… Но скажи, Байзо, ты ведь не могла не слышать, что в дом прошли посторонние.

— Я слышала все. Кроме выстрелов…

— Так какого черта ты вышла к нам? Ты понимаешь, что мы теперь должны убрать и тебя?

— Когда я шла убивать мужа, то решила покончить и с собой. Это лучше, чем смерть от камней. У нас женщин, посягнувших на мужчин, забивают камнями. Всевышний распорядился по-своему… Он не желал, чтобы я впала в смертный грех, оттого прислал вас. Мне недорога жизнь. Убейте меня, только прошу, сделайте это сейчас и так, чтобы я не мучилась.

— Вот ситуация, твою мать, — выругался Коновалов. — Чего-чего, а подобного просчитать мы не могли.

— Подожди, — бросил заместителю Седов и посмотрел женщине в глаза: — Ты могла бы начать новую жизнь. Скоро здесь, в Гермабаде, многое изменится, и ты обретешь свободу. Сможешь уехать в Душанбе; в конце концов, в другую страну…

— Но вы же сами сказал, что должны убить меня. Как свидетеля.

— Должны, но…

Слова Седова прервал Аппель, появившийся в дверях:

— У вас проблемы? — Тут он увидел старшую жену Бурхона. — Похоже, проблемы…

— Что по охране, Ганс?

— Ликвидаторы выполнили задачу. Ждем вас.

— Ступай к парням, мы скоро.

— Есть!

Аппель вышел во двор, недоуменно пожав плечами. Седов же повернулся к женщине:

— Да, мы должны убрать тебя, чтобы иметь возможность свободно уйти из кишлака. Но… если ты поклянешься своими детьми, что до рассвета не поднимешь шума, мы не тронем тебя.

— У меня нет детей. Был сын, но он умер; была дочь, но ее отдали замуж в Мургаб. Муж оказался ревнивым и убил мою Зайнаб, обвинив в измене, что не могло быть правдой. Просто Зайнаб хотела уйти от старого мужа, а тот… так что у меня нет детей, и клясться мне некем. И вам придется убить меня. Не теряйте времени, оно для вас сейчас на вес золота, если не дороже. Я прощаю вас. И всевышний простит, потому что вы всего лишь орудие в его руках. Орудие возмездия.

— Убивать тебя никто не станет, мы с женщинами и детьми не воюем. Но и рисковать не имеем права. Поэтому ты сейчас выпьешь таблетку и уйдешь к себе в комнату. Это снотворное на четыре часа. Проснешься, когда в кишлаке поднимется шум. И запомни: ты ничего не замышляла, ничего и никого не видела. Естественно, кто убил мужа, не знаешь. А потом — мой тебе совет, Байзо, — уезжай отсюда. У тебя еще все впереди. Жизнь — сложная штука, то черная полоса, то белая. Для тебя, уверен, черная полоса закончилась. Если, конечно, ты сама не захочешь ее продлить… — Командир отряда повернулся к заместителю: — Щадящий препарат!