Дон Пендлтон - Осада Сан-Диего

Оглушительное «ба-бах!» его ружья почти слилось с громом отдаленного выстрела. Чудовищная сила вырвала ружье из рук Люкази и отбросила его в другой конец комнаты. Тут же еще что-то разорвалось в нескольких сантиметрах от его глаз и вырвало здоровенный кусок оконной рамы.

Люкази упал на ковер и подполз к стене, пытаясь укрыться от обстрела. Руки страшно болели, словно по ним били палками. Он понял, что чудом избежал кошмарной смерти. На секунду он представил себя лежащим с размозженным лицом, превращенным в кровавую кашу, сдобренную серо-фиолетовым киселем мозга, в ужасе вскочил на ноги и пулей слетел на первый этаж, громко крича:

— Дайвер! Дайвер!

Но Дайвер уже выскочил из дома и, возглавляя группу своих людей, перебегал лужайку, что как нельзя лучше устраивало Мака Болана.

— Не выходи! — зашелся Люкази в бессильном крике.

Слишком поздно.

Зло прогрохотала автоматная очередь с другой стороны улицы, и стало ясно, что на стороне противника в бой вступили свежие силы. Громоподобные выстрелы ужасного карабина следовали один за другим, почти без паузы, сливаясь в один громовой раскат.

«Да, — отрешенно подумал Люкази. — Слишком поздно».

Болан ожидал, что последует ответ на автоматную стрельбу Бланканалеса, и потому сразу увидел двустволку в окне второго этажа.

Он мгновенно взял эту цель на мушку и нажал на курок, понимая все же, что из окна выстрелили раньше. Отдача мощного карабина больно ударила в плечо, и тут же до Болана донесся звук двойного выстрела из окна. Прильнув к окуляру прицела, Мак выстрелил еще раз — скорее для устрашения, чем на поражение.

Оптический прицел давал такое увеличение, что в поле зрения Болана попадало не больше нескольких квадратных сантиметров, но и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть, как чудовищно деформированное ружье вылетело из рук Люкази. В прицеле мелькнуло позеленевшее от страха лицо Бена, когда перед самым его носом пролетели щепки, вырванные пулей из оконной рамы.

Болан воспользовался паузой и осмотрел в бинокль поле боя.

Бланканалес уже выбрался из своего фургончика, двигатель которого вышел из строя, поврежденный пулей Люкази.

На улице, на полпути между машиной Шварца и домом, в нерешительности топтались два человека, не зная, то ли им выполнять полученное задание, то ли возвращаться в дом к Люкази, где несомненно нуждались в их помощи.

Болан крикнул в микрофон:

— Политик, Гаджет, отвечайте!

Отозвался Бланканалес. Он говорил хриплым, задыхающимся голосом:

— Я укрылся за небольшим каменным парапетом. Смотри на четырнадцать часов относительно барака Люкази.

— А я уже закончил работу, — спокойно объявил Гаджет. — Готовься, Политик, сейчас я заберу тебя.

— Отставить! — скомандовал Болан. — Разворачивайся и уезжай отсюда! Я сам займусь Политиком.

— Слишком поздно, — заметил Шварц. — К нашим друзьям прибыло подкрепление.

— Отставить споры! — скрипнул зубами Болан. — Уезжай!

— О'кей, о'кей.

— За меня не беспокойтесь, — подал голос Бланканалес.

Но, глядя на расстановку сил, Болан понял, что пришло время всерьез позаботиться о своем соратнике.

Из дома выскакивали вооруженные люди и, прикрывая друг друга, короткими перебежками подбирались к убежищу Политика.

Болан прильнул к оптическому прицелу и тут же услышал отрывистое стаккато автомата Шварца. Он увидел, как двое растерянных охранников метнулись наконец в укрытие. Но один из них оказался не очень проворным: он упал, скорчившись, на щебенку. Прицеливаясь, Болан задержал дыхание. «Гаджет, — подумал он, — всегда выкрутится».

Ну а что касается тех, кто находился в саду... Убивать их с такого расстояния, да еще из карабина «уэзерби», показалось Маку равносильно преступлению. Они были слишком доступной целью.

Политик сознавал, что оказался в отчаянном положении. Заклинило затвор автомата, и у него уже не было времени заниматься починкой. Остался лишь револьвер с шестью патронами в барабане, чего, конечно, было явно недостаточно, чтобы ввязываться в бой с пятнадцатью мафиози, которые перебегали через лужайку, направляясь к его укрытию.

Ближе всех к нему находился товарищ по команде — их разделяло не более ста метров, — но и тот только что получил приказ отступить.

Конечно, сержант здорово стрелял из своего карабина и остановил бы любого из тех кретинов, кто осмелился бы появиться в поле зрения его прицела.